Тимур Пулатов - Плавающая Евразия

- И мой телефон запишите, гражданин Салих, - вдруг брякнул фему-дянский академик. - 33 - 02 - 22, "Звезда Востока"! - И угрожающе глянул с экрана.

Экран дрогнул, разошелся полосами, после чего застыла вставка: "Передача окончена". Мирабов, видя, что Давлятов торопливо записывает телефоны академиков, сказал досадливо, будто это задело его больше, чем академика Златоуста:

- Ну при чем здесь святой Иоанн и треснутая скала? Этот Салих не просто шутник, злобствующий тип. В то время, когда град в ожидании: быть или не быть? - Салих лезет со своими штучками...

- А чем это вас так задел Салих? - лукаво глянул на него Давлятов. Человек имеет право на свой вопрос, каким бы он нелепым ни казался. Вы гуманист, ночами не спите, бегаете из дома в дом к посторонним людям - и бескорыстно... а рассуждаете, как мой благодетель, бункеровладе-лец Нахангов. Странно... Ваш гуманизм - он что? Без моральных заповедей? Без крепкой основы? Сегодня хочется помогать людям - помогаю, завтра отвернусь от них?

- Да, мое желание помогать всем и каждому - естественное, без всякой религиозной подоплеки. Это вас интересует? Оно самой природой заложено в натуре, генетически закодировано. И здесь библейские заповеди ни при чем. Мирабов закашлял от накатившего к горлу нервного напряжения, и Анна Ермиловна, воспользовавшись паузой, успела вставить:

- Можно подумать, Руслан, что ты сам во всем слепо следуешь этим моральным заповедям! - И положила руку на плечо Мелиса, словно боясь, что он вспыхнет и резко вмешается в спор.

Мелис, однако, ничем не выказал своего нетерпения. Как и два часа назад, когда они расселись у экрана телевизора, Мелис был угрюмо-замкнут и крепко сжимал Хури руку, будто все, что происходило вокруг, не касалось их обоих.

- При чем здесь я? - попытался было оправдаться Давлятов. - Я высказываю суждение общего порядка. - Но вдруг, воодушевившись чем-то, подался вперед к Мирабову... и Анна Ермиловна с удивлением заметила, что на месте ее сына сидит человек с таким видом, словно его только что побили камнями. - Не вы ли, доктор, говорили вчера, что психических срывов и болезней стало в пять раз больше, чем в обычные дни, - сказал он глухим голосом, - Град сходит с ума. И как излечить его? Чем?

- Фу! - воскликнула Анна Ермиловна с облегчением. - Мне такое привиделось, Руслан... кажется, я тоже схожу с ума...

Никто не обратил внимания на ее слова. Мирабов, будто задетый за живое, поспешил возразить:

- Да, но какое это имеет отношение к моральным заповедям? Идет естественное психическое движение. Замечено, что стресс был патологией тех лет, когда мы с вами были студентами. В последующее время психические срывы выражались в форме депрессии, облик нынешнего десятилетия выражает шизофрения...

- Понимаю, - усмехнулся Давлятов, - ваша научная теория беспроигрышна. Но объясняет ли она душу более полно, чем догматы моральных заповедей? Ведь душе, той драме, которая ее раздирает... ее не измерить сухой теоремой. Для того чтобы душа примирила себя с жизнью, нужно то извечное покаяние, жертвоприношение и искупление...

При слове "жертвоприношение" Мелис вздрогнул, словно очнулся от дремоты, и загадочно улыбнулся. Но Анна Ермиловна уже встала и замахала руками:

- Довольно спорить, мальчики! До десяти осталось двадцать пять минут. Марш на воздух!

Давлятов и Мирабов нехотя пошли за ней к выходу.

- Я не выйду, - сказал Мелис, и лицо его снова замкнулось.

- Я тоже! - поддержала его Хури.

- Ну, как хотите! - раздраженно пожал плечами Мирабов и почему-то добавил бессмысленное: - Конечно, это не бункер, но, может быть, выдержит...

XIV

Пронесся слух, что градосовет выдает разрешение всем желающим на строительство личных бункеров, что даже открыто еще одно бюро - Бюро гуманных услуг... Все устремились к зданию градосовета сбоку башни, часы на которой каждые полчаса отбивают время, приближая его неумолимо к тревожным двадцати двум. Бежали через сквер, ломая кусты, выбегая со всех четырех его выходов к потокам машин. Затопали по всем этажам, в поисках пресловутого Бюро, тыкались во все двери, просовывали головы во все окошки, спустились во двор, закрутились штопорами вокруг серого, тяжелого здания, возбужденные, слегка напуганные и сердитые, - и так кричали, возмущались, пока председатель градосовета Адамбаев не вызвал наряд милиции.

Милиция оттеснила всех подальше от балкона, куда вышел Адамбаев. Председатель объявил притихшей толпе, что нет никакой надобности в подобном бюро и уж тем более в самих бункерах, ибо градосовет по-прежнему убежден, что землетрясения не будет.