Айзек Азимов - Роботы и империя

Услышав эти спокойные слова, Глэдис почувствовала, что вся кровь отлила от ее лица. Она покачнулась, комната вокруг потемнела. Она почувствовала мягкое прикосновение сильных рук Дэниела.

Издалека до нее донесся голос Мандамуса:

– Правда ли это, мадам?

Конечно, правда.

Воспоминания! Они всегда здесь, но обычно спрятанные. А в один прекрасный день их как бы выталкивает, и они возникают, резко очерченные, в цвете, свете и движении, живые.

Она снова была молода, моложе этого человека перед ней, достаточно молодая, чтобы ощущать трагедию и любовь – в мертвящей жизни на Солярии, которые дошли до своего пика при горьком конце первого из тех, кого она считала мужем (нет, она не назовет его имени даже сейчас, даже мысленно). Затем были месяцы волнующих эмоций со вторым – нечеловеком – которого она называла мужем. Джандер, человекообразный робот, был отдан ей, и она сделала его целиком своим орудием, но он, как и первый муж, внезапно умер.

И затем, наконец, был Илия Бейли, который никогда не был ее мужем, и она встречалась с ним только дважды, и оба раза всего на несколько часов за немногие дни. Илия, нагое тело которого она позднее обнимала и, наконец, горела по-настоящему.

Потом третий муж, с которым она жила спокойно и мирно, без триумфов и страданий, с твердым решением не вспоминать.

Так было до того дня (она точно не помнила, какой именно день так вплелся в сонные, непотревоженные годы), когда Хэн Фастальф попросил разрешения навестить ее.

Глэдис смотрела на него с некоторым беспокойством, потому что он был слишком занятым человеком для легкого общения. Прошло всего пять лет после кризиса, который сделал Хэна ведущим политическим деятелем Авроры. Во всем, кроме титула, он был Председателем и настоящим лидером всех Внешних Миров. У него оставалось очень мало времени на то, чтобы быть просто человеком. Эти годы оставили на нем свой знак и продолжали оставлять до последних лет, когда он печально умирал, сознавая свое крушение, но не прекращая борьбы.

Келдин Амадейро, который потерпел поражение, был здоров и красив, как бы в доказательство, что за победу расплачиваются дороже.

Фастальф по-прежнему говорил мягко, был терпеливым и безропотным, но даже Глэдис, не интересующаяся политикой и бесконечными манипуляциями власти, знала, что контроль над Авророй держится только благодаря постоянным и неослабевающим усилиям, вытягивающим из Фастальфа все, что делало жизнь ценной, и он жил только тем, что считал благом… для кого? Для Авроры? Для космонитов? Или это была просто неопределенная концепция идеализированного блага? Она не знала. Но не спрашивала.

Но это было всего лишь через пять лет после кризиса. Фастальф все еще производил впечатление молодого и многообещающего человека, и его приятное простое лицо все еще было способно улыбаться.

– У меня известие для вас, Глэдис, – сказал он.

– Надеюсь, приятное?

Он взял с собой Дэниела. Это был знак, что старые раны зажили, что она могла смотреть на Дэниела с честной симпатией, а не с болью, как раньше – потому что он был копией ее умершего Джандера. Она могла разговаривать с Дэниелом, хотя он отвечал голосом Джандера. За пять лет рана зарубцевалась, боль умерла.

– Надеюсь, да, – сказал Фастальф, ласково улыбаясь. – О старом друге.

– Приятно, что у меня есть старые друзья, – ответила она, пытаясь, чтобы эти слова не прозвучали ядовито.

– Об Илии Бейли.

Пяти лет как ни бывало: она почувствовала удар и внезапную резкую боль вернувшихся воспоминаний.

– Как он? – спросила она полузадушенно, после минуты ошеломленного молчания.

– Вполне хорошо. И, что более важно, он близок.

– Как? На Авроре?

– На орбите вокруг Авроры. Он знает, что не получит разрешения на высадку, даже если я употреблю все свое влияние. Он очень хотел бы увидеть вас, Глэдис. Он связался со мной, поскольку думал, что я смогу устроить вам визит на его корабль. Я полагаю, что смогу, но только если вы хотите этого. Вы хотите?

– Я… я не знаю… это так неожиданно…

Он подождал и спросил:

– Глэдис, скажите по правде, как вам живется с Сантириксом?

Она недоуменно посмотрела на него, как бы не понимая причины смены разговора, но потом до нее дошло.

– Мы хорошо живем.

– Вы счастливы?

– Я… не несчастлива.

– Я что-то не слышу экстаза.

– Долго ли может существовать экстаз, даже если он был бы?

– Вы предполагаете когда-нибудь иметь детей?