Ростислав Гельвич - Полиция реальности

Открыл дверь, нажал на ручку и… накатывает. Запах. Запах тоже остался таким как прежде. Не знаю как описать, куча ассоциаций родилась у меня в голове меньше чем за секунду, когда я даже еще не войдя внутрь, сделал первый вдох. Деревянные полы, старые вещи, уют, спокойствие, книги. И это только веранда. Основная часть дома за следующей дверью, которая тоже закрыта. Я прошел к ней, по дороге проведя рукой по советской газовой плите. Шланг от газового баллона, шел от нее в вырез в двери, которая закрывала кладовку. Я открыл ее, и заглянул внутрь. Оттуда потянуло затхлой прохладцей, и пылью: куча старой посуды, и прочего раздолбанного хлама. Лишь на участке в метр, очищенном от всего этого, в уголке, располагался большой газовый баллон. Не смог бы сказать литраж, пожалуй. Так всегда было, опять же. Разве что редуктор, сменился на вентиль.

Дверь, за который был дом, в детстве мне казалась очень тяжелой, и толстой. Это ощущение не прошло. Когда я открыл ее, зашел внутрь, и потянул на себя, то при закрывании она сделала: «Пфамм-м», плотно захлопнувшись, как в шлюзе космического корабля. И было тихо.

Я огляделся. Закрытое зеркало. Вешалка для одежды, где висят синий лабораторный халат, и черная ветровка. Прямо — зал, с ковром, двумя креслами, диванами, и весьма большим — но все же ЭЛТ телевизором. Направо — кухня, где заботливо прикрыта драненькой тканью печка. Налево — проход в рабочие комнаты деда. Гудит холодильник. Тикают часы. Кремовые шторы, удачно довершают палитру уюта. Осматриваешься — и глаз отдыхает. Хочется свернуться калачиком, и поспать.

Честно говоря, не знаю, зачем мать послала меня сюда. Всех делов было, вытереть пыль. Когда я начал разбирать книги, оказалось, что вся техническая и прочая рабочая дедовская литература, в отдельных двух шкафах. Остальные же книги, занимавшие несколько небольших тумбочек, рассортировать было делом получаса. Даже с костюмами, долго мучиться не пришлось, потому что большей их части уже не было. Военной формы тоже. Видимо, дед ее кому-то уже отдал. По времени, еще даже обед не наступил. Поэтому, поддавшись интересу, я начал рыться в дедовских вещах. Точнее даже как рыться. Сначала, фотографии.

В месте, которое я идентифицировал как рабочий дедов кабинет, их висело много. Не меньше пяти фотографий жены деда, моей бабушки. Еще девушкой, в легком летнем платье, она улыбается с черно белой фотки. Затем, уже наверное чуть постарше — но на вид точно такой же девушкой, смотрит с другой фотографии, где она уже с дедом. Дед узнаваем даже в молодости. Правда, на этой фотографии он держит бабушку на руках, и улыбается.

Затем, они уже взрослые. Не меньше тридцати обоим. Видно, что бабушка одного роста со своим мужем. Они опять улыбаются. У деда на лице еще нет этой вечной, понурой строгости. Она появляется лишь на следующих снимках, где бабушка выглядит болезненно.

Фотографии мамы. Фотографии мамы с семьей. Со мной. И даже мамы с мужем, моим отцом. Странно смотрится, потому что он ниже ее, сантиметров на пять, наверное. Волосы у него русые, в противовес светлым маминым, и вьются.

Оказывается, хозяин дома был в какой-то мере сентиментален.

Я порылся еще в толстых тетрадях, лежащих на столе. Но понять что-то не получилось — сплошные формулы, расчеты, и чертежи. Вот как раз в тот момент, когда я пролистывал невесомые листки в клеточку, громко зазвонил телефон. Так громко, что меня пот прошиб, так оно несуразно показалось в тишине дома. Подняв трубку, старого дискового телефона, я даже «Алло!» сказать не успел, мне в ухо ударило безостановочное:

— Сергей Витальевич, это непорядочно, вы задержали заказ на две недели, я звоню вам уже пять дней кряду, вы не берете трубку, а заказ очень важен, я понимаю сложность пайки золотых контактов, и ламповых систем, но имейте же совесть!

Пораженный тирадой, я так и держал трубку у уха. Мой собеседник, снова бухнул, тем же криком:

— Вот чего вы молчите! Я слышу, как вы дышите в трубку!

— Это не Сергей Витальевич, — наконец смог выдавить я — Это его внук.

— Так позови его!

— Дедушка, — слово слезло как гадкий слизняк, с языка — Дедушка умер.

— Ох… — владелец голоса, еще немного помялся-помялся, затем тихо сказал — Извините! — и бросил трубку.

Меня заинтересовало, над чем так работал дед. Я прошел в другую комнату, видимо рабочую, заставленную микросхемами, лампами, и прочей, по моему мнению, устаревшей техникой. На неком подобии верстака, красовалась пара больших колонок, примерно в полметра каждая. Они выглядели… старо. Винтажно. По-другому и не сказать. И видимо стоили дорого.