Борис Красногорский - Острова эфирного океана

— Эфир, — ответил Имеретинский, — это или новый элемент (мнение Менделеева и Бориса Геннадиевича), или же та первоначальная материя, из которой произошли, а, может быть, происходят и сейчас, все элементы. Это мое мнение.

— Карл Карловича, принимайте последнее: оно красивее, логичнее и более обще, — сказала Наташа.

Спор закончился несомненной победой Имеретинского, и Добровольский остался в очевидном меньшинстве.

Как уже сказано, только к утру следующего дня аппарат вышел из метеорной пыли. Впереди ярко сияло Солнце, тогда как сзади звезды и планеты оставались покрытыми густой дымкой.

Когда "Победитель Пространства" отошел на несколько сот тысяч километров от облака космической пыли, явилась возможность измерить его. Оно имело форму чечевицы, расположенной в плоскости солнечного экватора.

Аппарат за 22 часа пересек его почти во всю ширину, со средней скоростью 3 килом. в сек, поэтому облако имело от 230.000 до 300.000 килом. ширины. Издали, как его видели пассажиры вагона, оно казалось узкой полосой, протянутой по небу. Длину ее определили в 500.000 килом., а толщину в 25.000 килом. На основании этих расчетов, Имеретинский занес в журнал экспедиции:

" 26-oе сентября . Прохождение сквозь метеорную пыль. Размеры скопления: длина 500 тыс. килом., ширина 230-З00 тыс. килом., толщина 25 000 килом. Форма чечевицеобразная. Состав — железо, магний, кремний, кислород, никель и проч, т. е. подобен наиболее обыкновенным метеоритам".

Восьмой день прошел без всяких приключений. Аппарат продолжал падать к Солнцу все быстрее и быстрее, приближаясь к месту встречи с Венерой. Пассажиры были чрезвычайно довольны своим путешествием. Они с увлечением изучали и наблюдали все окружающее и менялись впечатлениями. Флигенфенгер особенно радовался тому, что они первые улетели с Земли в неведомое пространство; он стал очень весел и даже реже ссорился с Добровольским и с Наташей из-за кулинарных талантов. Одно только огорчало зоолога: он заметно полнел и все больше походил на шар. Это обстоятельство приводило его прямо в ужас и он трагически восклицал:

— Я предвижу неизбежную катастрофу; на Венере я не пролезу в двери вагончика и таким образом окажусь замурованным!

Несмотря на прекрасное настроение, путешественники все-таки мечтали о том счастливом дне, когда они опустятся на таинственные материки Венеры.

— Ведь Колумб перед нами ничто! — В минуту увлечения заранее торжествовали Наташа с Карлом Карловичем; — он открыл всего какую-то несчастную Америку, а мы откроем новый земной шар.

Но хладнокровный астроном всегда скептически замечал:

— Цыплят по осени считают, подождите еще торжествовать.

— Чего же нам ждать? Не попадем мы на Венеру что ли?

— Во-первых, все может случиться, а во вторых, неизвестно, пригодна ли Венера для жизни человека и не покрыта ли она сплошным океаном.

— Нет, — решительно заявляла Наташа при полном сочувствии Флигенфенгера, — вы все это говорите с досады, что мы полетели не на ваш возлюбленный Марс. Я твердо верю, что "вечерняя звезда" не обманет наших надежд.

Имеретинский улыбался, слушая эти полные увлечения слова, а Добровольский только плечами пожимал да руками разводил. Как бы в подтверждение слов астронома, на другой же день случилась маленькая катастрофа, которая могла окончиться очень печально.

Путешественники сидели в нижней комнате и мирно разговаривали, мечтая о будущих исследованиях и открытиях. Увлеченные интересной темой, они ничего особенного не заметили, как вдруг Наташа страшно побледнела и чуть не упала со стула. Девушка была близка к обмороку. Ей скорей подали воды, но это, видимо, мало помогло и она вынуждена была лечь. Не прошло и пяти минут, как Добровольский и Флигенфенгер тоже почувствовали себя дурно; последний даже потерял сознание. Имеретинский, у которого также кружилась голова и неправильно билось сердце, сделал над собой усилие и осмотрелся кругом. Все было на месте и он сначала не заметил никакого беспорядка. Однако, изобретателю делалось все хуже; остальные путешественники уже были в глубоком обмороке. Неверными шагами, полубессознательно, поднялся Имеритинский наверх. Здесь силы оставили его окончательно и он упал на пол. Но через минуту он сразу почувствовал себя бодрее и сознание вполне вернулось к нему.

Припоминая все, что произошло, он сейчас же догадался в чем дело. В нижней комнате не действовал прибор для удаления углекислоты и там скопился этот вредный газ. Никто не заметил опасности, так как углекислота не имеет запаха. Если бы изобретатель, побуждаемый смутным инстинктом, не поднялся наверх, где продолжал работать воздухоочиститель, он также лишился бы чувств, и все вскоре задохнулись бы. Имеретинский поспешил вниз и открыл кислородный кран. Затем он осмотрел испортившийся прибор; оказалось, что все в нем цело, а просто Добровольский, на обязанности которого лежало заводить механизм, забыл это сделать в нижней комнате.