Айзек Азимов: Такой прекрасный день

Мисс Роббинс закрыла дверь. Она была рада, что позвонила утром миссис Хэншоу, исполнив тем свой долг. Теперь уж не приходилось сомневаться, что с Ричардом что-то случилось. Она подавила в себе желание позвонить еще раз.

В этот день миссис Хэншоу не поехала в Нью-Йорк. Она осталась дома, испытывая волнение, связанное с гневом, последний был вызван нахальством мисс Роббинс.

Минут за пятнадцать до окончания занятий в школе волнение привело ее к _д_в_е_р_и. В прошлом году она поставила на ней автоматическое устройство, которое переключало _д_в_е_р_ь_ на координаты школы без пяти три и держало ее в таком состоянии, исключая ручную регулировку, до тех пор, пока не приходил Ричард.

Ее глаза не отрывались от мрачной сероватости _д_в_е_р_и_ (и почему это неактивированное силовое поле не может быть какого-нибудь другого цвета, более живого и радостного...). Обхватив себя руками, она почувствовала, какие они холодные.

Д_в_е_р_ь_ почернела точно в назначенное время, но мальчика не было. Шли минуты - Ричард опаздывал. Потом основательно опаздывал, наконец, возмутительно опаздывал.

В четверть четвертого миссис Хэншоу была уже в полном смятении. Раньше в подобном случае она позвонила бы в школу, но сейчас она не могла, просто не могла. Только не после того, как эта учительница усомнилась в состоянии психики Ричарда. Что за наглость!

Миссис Хэншоу беспокойно ходила по комнате, прикуривала сигарету за сигаретой и тут же гасила их. Но, может быть, она волнуется напрасно? Ведь мог же Ричард остаться после занятий по какой-либо причине? Но он сказал бы ей об этом заранее... догадка пронзила ее: он знал, что она собирается в Нью-Йорк и останется где-то до позднего вечера... нет, нет он наверняка сказал бы ей...

Гордость ее трещала по швам. Придется позвонить в школу или даже (она закрыла глаза, и слезинки просочились сквозь ресницы) в полицию.

А когда она открыла глаза, Ричард стоял перед ней, опустив голову, и всем видом своим напоминал человека, ждущего удара грома.

- Здравствуй, мам.

Волнение миссис Хэншоу мгновенно перешло (способом, известным только матерям) в гнев:

- Где ты был, Ричард?

И затем, прежде чем начать причитать о бессовестных, ветреных сыновьях и о матерях с разбитыми сердцами, она более внимательно оглядела его и охнула от ужаса.

Потом прошептала:

- Ты был на улице.

Ее сын посмотрел на свои запыленные ботинки (без галош), на пятнышки грязи на локтях, на чуть порванную рубашку. Он сказал:

- Черт возьми, мам, я просто подумал, что мне... - и умолк.

Миссис Хэншоу спросила:

- Что-нибудь случилось со школьной _д_в_е_р_ь_ю?

- Нет, мам.

- Ты понимаешь, что я чуть не сошла с ума, волнуясь из-за тебя? - она тщетно ожидала ответа. - Ну что ж, поговорим после. Сейчас ты примешь ванну, а вся твоя одежда до последней ниточки будет выброшена. Робот!

Но робот уже отреагировал на фразу "примешь ванну" и приступил к необходимым действиям.

- Ботинки сними здесь, - сказала миссис Хэншоу, - и отправляйся за роботом.

Ричард выполнил приказание с таким обиженным видом, который был красноречивее любых многословных протестов.

Миссис Хэншоу подобрала двумя пальцами запачканные ботинки и бросила их в мусоропровод, который недовольно заурчал от этой неожиданной нагрузки. Она тщательно обтерла руки бумажным платком и отправила его вслед за ботинками.

Она не села ужинать с Ричардом, а позволила ему есть в компании робота. Это, думала она, будет свидетельством ее неудовольствия и окажет большее воздействие, чем любой упрек или наказание. Так он скорее поймет, что поступил неправильно. Ричард, говорила она часто себе, очень чувствительный мальчик.

Но перед сном миссис Хэншоу зашла к сыну. Она улыбнулась и заговорила нежным голосом. Ей казалось, что так будет лучше: в наказании необходим соблюдать меру.

Она спросила:

- Что произошло сегодня, мальчик Дики? - так она его называла еще в то время, когда он был малышом, и сейчас сама чуть не прослезилась от умиления.

Но Ричард отвернулся, а голос его был упрям и холоден.

- Мне просто не хочется проходить через эти проклятые _д_в_е_р_и, мам.

- Но почему?

Он пошевелил руками под тонкими простынями (дезинфицированными, конечно, менявшимися каждое утро) и сказал:

- Они мне не нравятся, вот и все.

- Но в таком случае как же ты собираешься ходить в школу, Дики?

- Буду рано вставать, - пробормотал он.

- Но в _д_в_е_р_я_х_ нет ничего плохого.

- Не нравятся они мне. - Он так и не посмотрел на мать. В отчаянии она сказала: