Андрей Ракитин - Мое королевство (Химеры - 2)

- Ну лезь, лезь, - сказал Александр Юрьевич с ленивой издевкой, втыкая вилку в гнездо.

Кешка постоял, поежился, как перед прыжком в холодную воду, потом сложился вчетверо и унырнул в ящик.

- До конца не задвигайте, а то задохнусь. И пряник давайте.

- Дети! - воззвал Александр Юрьевич, - принесите Кеше пряник. А ты сиди, кто ж тебе потом поверит...

Кешка заголосил, что судьба к нему несправедлива, но ор его, казалось бы, мощный, потонул в истеричном визге врывающихся девиц. Складывалось впечатление, что бежит табунок принцесс, преследуемый ма-аленькой мышкой. Процессию завершала Ирочка - мокрая и слегка навеселе.

- Какой ужас! - воскликнула она, когда девицы чуть-чуть рассосались по мебели. - Так и льет. - Ирочка вытерла влажное лицо. - Истомин, закройте форточку немедленно! Молния шаровая влетит.

- Уже влетела, - буркнули из-за занавески.

Кешка с криком выскочил из комода. Он всю жизнь мечтал увидеть шаровую молнию.

- Обманули маленького? - Кешка посопел. - Молния где? И мой пряник!

Кто-то из девиц утешил ребенка шоколадкой. Ирочке сунули полотенце и пообещали, что вот-вот будет чай.

- Просто жуть, - сказала Ирочка. - Мы там боимся. Мы тут посидим.

- А где Гай? - вопросил Кешка ревниво.

Стали подсчитывать друг друга. Обнаружилось, что не хватает Гая, нескольких девиц, Лаки и Юрочки Доценко, который убежал за пряником. Ирочка приняла решение пока не беспокоиться. Все равно двери усадьбы заперты изнутри, и окна в такую грозу раскроет только сумасшедший. А она не сомневалась во вверенном ей обществе.

В ведре наконец забулькало. Вереницей потянулись жестяные кружки, разномастные чашки и глиняная пиала устрашающих размеров. Не хватало только серебряного блюда эпохи правления Безобразной Эльзы. Но из блюда чай пить неудобно. Александр Юрьевич половником разливал черную жидкость и в каждую емкость самолично бросал кусочек рафинаду, приговаривая, что сахара мало, а любителей много.

- Ну Хальк! - капризно надулась Ирочка, заглядывая в чашку. - Воспитателям положена двойная порция. За вредность.

Александр Юрьевич булькнул ей в чай еще кусок, произнеся историческую фразу:

- Солдат ребенка не обидит.

Кешка вынул зубы из вожделенного пряника и спросил невнятно:

- А почему Хальк?

Мессир старший воспитатель поперхнулся кипятком, едва не опрокинув кружку себе на колени.

- Дети, - взмолился он ненатурально, - дети, вы же "сказоцку" просили.

Дети загалдели, кто-то выключил свет, Кешка выволок из облюбованного ящика несколько поломаных хозяйских свечей. В комнате было тепло, гроза за окнами казалась далекой и не мокрой. Уютно потрескивали свечи, с которых Кешка послюнявленными пальцами снимал нагар. Глаза слушателей были внимательны, и Хальк почувствовал, что не просто так эта сказка, что-то будет... в воздухе сгустилось предощущение. Впервые он без боли вспомнил Алису. Только на Ирочку не смотреть... и хорошо, что Гая нету. В некоторых людях цинизм - как физическое уродство, совершенно непереносимо.

Только это будет не сказка.

... Дверь была сломана. Самым зверским образом. Видимо, неизвестные злодеи делали это долго и с упоением, под покровом ночи выдирая из косяка замок. Золотились под солнышком рыжие щепки, широкий луч проникал в дыру, оставшуюся от хитрого с нежным звоном устройства, и Гай, сидя перед дверью на корточках, морщился, потому что луч этот бил ему прямо в глаза. Замок валялся тут же, сверкал хромированными деталями, нагло отрицая версию о корысти бандитов. Рядом с замком, возя сандалькой по сырым доскам террасы, стоял Кешка. Голова у Сорэна-младшего была повинно опущена, он сопел, пыхтел и глотал слезы. И молчал, как партизан. А Гай, пылая педагогическим рвением, рассказывал брату, какая тот скотина, каторжник, вахлак и оболтус. Это ж додуматься! Чужая вещь, музейная, можно сказать! В общем, счас он позвонит в город, и за Кешкой приедет полиция.

- Так что иди и собирай вещи.

Кешка поднял на старшего брата несусветно красивые, полные слез глаза.

- Сам ты каторжник. Я на тебя жаловаться буду.

Гай по-птичьи заглянул в дыру одним глазом. Непонятно, что он там увидел, только обрадовался Кешкиным словам как-то не по-хорошему.

- Иди-иди, жалуйся, - сказал он. - Кто тебе поверит, бандиту. Я еще деду напишу, как ты кузена тут подвел. И вообще.

Кешка наконец заплакал. Но просто так плакать он не умел, не тот это был ребенок. Вместе со слезами на Гая обрушились яростные вопли.

- Феодал! - орал ребенок, размазывая сопли по щекам. - Деспот! Ты!.. Краон недобитый!