Антология мировой фантастики. Том 2. Путешествия во времени

— Так вы не дадите мне взглянуть на ваш взрослый мир? Это запрещено?

— Мы ничего не запрещаем. Но подумай, прежде чем решиться. Ты можешь испытать такое потрясение, что никогда не оправишься Пожелай ты остаться у нас навсегда, я бы не отговаривал тебя. Но были люди, сильные люди, рожденные после тебя, Пьер, которые, прожив с нами краткий миг, возвращались домой и навсегда оставались несчастными. А ведь ты хочешь вернуться… — Старик отступил на шаг. — Теперь я оставлю тебя на время.

Он ушел, а Гектор, Ина, Асса, Харилай и другие, сияя, бросились к Пьеру.

— Ну вот, ну вот, что я говорил… что я говорила… — Пьер напрягся, ожидая, что вот-вот услышит властное указание Кукса или Кубилая: “Ярче, ярче изображайте восторг!”.

Но и Кубилай, и Кукс прыгали рядом и кричали:

— Ну вот, я же говорил! Я говорил!

Ах, какие были проводы!

Ставил, конечно, Кукс, забияка и большой любитель покомандовать. Толстяк, сидевший на последнем Совете за печкой, скинул повязку — мешала — и топал впереди парадирующих войск, воздев треуголку на шпагу и вопя что есть мочи: “Виват!”. Бивак разбили у стен Лонгибура. Пьер сидел на слоне. Пальцы ласкали твердый цилиндрик в кармане куртки — маленький пенал с щепоткой оранжевого порошка, врученный ему нынче утром доктором из “Осеннего госпиталя”. Пока пили-ели (Кубилай все норовил с Пьером чокнуться и поцеловаться, но не дотянулся — высоко), площадку огородили, увили лентами, обставили флажками, и грузинский князь затрубил в рог. Граф де Круа и Морис де Тардье пустили коней в галоп, сейчас сшибутся, затрещат копья, рассыплются, и — за мечи! Нет, передумали. Алисия им язык показала и — по хоботу — к Пьеру, с венком из ромашек И села рядом

Музыки было много. Елена в пурпурной столе перебирала струны кифары. Николай Иванович в сапогах и двубортном чугунном пиджаке растягивал зеленую гармонь, а соседка — тугое тело рвется из цветастого ситца — за углы косынки взялась, пальчики отставила и тонюсенько выводила:

Мы с миленочкам прощались

От зари до темени,

Улетал соколик мой

На машине времени.

И-и-и-и-х…

И пошла бить пыль босоножками.

Брат Турлумпий ходил с трубой, раздувал спелые щеки, всем надоел. А когда над ухом у академика Дрожжи взвизгнуло, тот осерчал и спихнул обидчика в бассейн. Его Урсула с чайханщиком вытаскивали, но Пьер этого не видел: проскальзывая длинными ногами, шел клетчатый Арлекин, смотрел провалами глаз, изгибал шею. Как ударом хлыста, сорвало Пьера с места. Он сполз по крутому слоновьему боку, вскочил на стол.

— Там у нас, в Шатле, это делали так!

Он пустил волну по рукам — туда, обратно, снова туда. И вдруг застыл в мучительном изломе.

— Еще, еще! — ревела толпа, а мим — Пьер узнал Жоффруа — глядел на него с восторгом темными кругами на меловой маске.

Кукс и Кубилай, отталкивая друг друга, бросились к нему — пожать руку, помочь слезть. Кубилай оказался проворней.

— Это… это… Нет слов. Вы гений. Умоляю, на одну минуту. Вот это движение… — И увлек Пьера в сторону.

Поляна за стеной жимолости раздалась, чтобы вместить всех. На трибуне скрипел Алоизий Макушка:

— Дорогие сограждане! Мы собрались здесь в эту торжественную минуту, чтобы проводить, как говорится, в дальний путь нашего, так сказать, замечательного и, я не боюсь этого слова, старого друга, — и бил пробкой о графин.

Из машины, весь в мазуте, вылез Калимах и поставил на землю большую медную масленку.

— Ты у меня полетишь, — мычал он, хмуро примериваясь разводным ключом к торчащему болту, которого раньше, Пьер мог поклясться, в машине не было. — Как пить дать полетишь.

— Свечи прокалил? — подошел Харилай. — Прокали свечи-то. Отсырела, небось, стояла сколько…

— И то, прокалить, — согласился Калимах. — Тащи паяльную лампу.

Что-то острое уперлось Пьеру в бок.

— Считаю своим долгом предостеречь, — зашептал старый знакомый в калошах, убирая зонтик — Шум, несанкционированное пение… Чего ж тут хорошего. Произнесение речей при большом скоплении публики. Это, знаете, чревато. Полезайте-ка вы в машину, и — скатертью… то есть счастливый, как говорится, путь. И вам хорошо, и нам спокойней. К обоюдному, так сказать. А то как бы они того… не передумали, а? — И, не выдержав, прыснул.

Пьер еще увидел прощальный взмах Гектора, немного растерянные лица Елены, Ассы. Он вытер щеки. Мелькнула косынка:

Муженька я скину в реку,

Нам не надо третьего,