Рэймонд Каммингс - Человек на метеоре

Нона повернула в воздухе за ней, ее гибкое тело извивалось, волнистые волосы развевались. Она плавала быстрее ящерицы, была более ловкой, но та снова ускользнула от нее в противоположную сторону пещеры.

Они летали по пещере, то туда, то сюда. Часто ящерица могла бы скрыться в одном из пещерных проходов, но Нона, более сообразительная, всегда вовремя замечала это и преграждала ей дорогу.

Ящерица, казалось, напрягала все силы и кружилась в воздухе с невероятной быстротой. Но не быстрее Ноны. Вдруг ящерица стала делать быстрые непрестанные движения вперед и назад. Нона плыла за ней, следуя за каждым ее изгибом и поворотом, как птица летит за птицей.

Наконец она поймала ее в воздухе в центре пещеры. С торжеством призывав меня, она боролась с ящерицей, стараясь спуститься вниз. Я бросился к ней, но она голосом и жестами остановила меня. Ящерица визжала — пронзительно и отвратительно. Нона согнула ей спину у себя на колене. Спинной хребет с треском переломился. Ящерица неподвижно замерла.

Нона держала передо мной за переднюю лапу ее трепещущее тело; она радостно смеялась и ждала моего одобрения.

Мы взяли мясо с хвоста и с лап, и съели; насытившись, я лег на ткани, меня клонило ко сну, и я наблюдал, как Нона двигается по пещере. Она погасила огонь, и, наконец, робко приблизилась ко мне. Я не обращал на нее внимания. Глаза мои были полузакрыты.

Я смутно грезил о том, как я сам буду добывать пищу, загадывая, не найдутся ли пресмыкающиеся больших размеров, которых я мог бы поймать.

Подергивание покрывал, на которых я лежал, разбудило меня. Нона вытаскивала из-под меня ткань для себя. Я пододвинул ее к ней.

Я не двигался. В пещере не слышно было ни единого звука, кроме журчания ручья. Нона свернулась клубком на своей ткани, недалеко от меня. Мы молчали, но я все время чувствовал на себе ее робкий взгляд, и внезапно сон соскочил с меня.

Мы безмолвно смотрели друг на друга, пока она робко не опустила глаза. С бьющимся сердцем я тихо придвинулся к ней. Я боялся испугать ее; но она не отстранилась, а придвинулась ко мне. Внезапно руки мои обвились вокруг нее.

Так я обрел себе населенный мир и подругу.

Эта рукопись представляет собою записки старика — о котором известно только, что его зовут Нэмо. В настоящее время он находится в одном из наших государственных убежищ для престарелых. Случай — очень любопытный. Начальство убежища сообщило мне, что два года тому назад его нашли на улицах Чикаго — он бродил, страдая, по-видимому, потерей памяти. Он не представлял себе, кто он такой, не мог сообщить никаких подробностей о своей прошлой жизни. При нем не было никаких бумаг, никакого удостоверения личности.

Я несколько часов лично беседовал со стариком. Он, несомненно, культурный человек с обширными, хотя и оригинальными, научными познаниями. Он говорит по-английски с необычайным, неопределенным иностранным акцентом — с акцентом, по которому совершенно невозможно судить о его национальности.

Память так и не вернулась к нему. Нельзя было найти никаких следов друзей или знакомых его. В убежище все называют его просто Нэмо, на чем он сам настоял.

Хотя события более поздних годов его жизни еще составляют пробел в его памяти, Нэмо утверждает, что он может совершенно отчетливо, и притом с каждым днем все яснее, вспомнить происшествия своей молодости. Начальство подсмеивается; оно высказало мне предположение, что он, вероятно, был в свое время каким-нибудь неизвестным ученым и жил, возможно, в Европе. Делаются попытки установить его личность.

Вы прочитали повествование, написанное Нэмо, о его первых сознательных воспоминаниях. По моей просьбе он дал мне рукопись; и уверял меня с цинизмом, за который я не могу порицать его, что никто не поверит ему. Я почти ничего не изменил в его рассказе; он перед вами в таком виде, как Нэмо написал его.

Что касается меня, то я полюбил старика. Личность его производит определенно приятное впечатление, и манеры его внушительны.

Я могу удостоверить, что безумным он может показаться только потому, что приключения, рассказанные им, необычайны. И в наши дни научных успехов, когда ничто не кажется совершенно невозможным — и когда, как это всегда бывало в истории, люди маломыслящие находят самым легким для себя насмехаться надо всем — я воздержусь и не выскажу своего мнения. Я предлагаю вам самим быть судьею Нэмо.