Дэвид Вебер - Одинокий тролль

Одновременно транспортные самолеты «Геркулес» полетят из Спрус-Пайна прямо на запад, вдоль трассы US-19, затем наберут высоту и перелетят через горный хребет. На южном склоне Шугарлоуфа они высадят бронетехнику группы «Т». Скорость у «Геркулесов» выше, чем у «Оспри», да и путь им предстоит короче, однако подполковник Дикл с дотошностью часовщика рассчитала все таким образом, чтобы обе высадки произошли одновременно. По-настоящему беспокоило Эстона то, что должно последовать затем…

Он был уже слишком стар. Мысль об этом не покидала его. Он должен был остаться дома и предоставить руководство операцией Дэну, но не смог. Он полностью доверял Абернати и все равно не смог…

Отчасти по той же причине, которая некогда привела его в спецназ. Из гордости. Можно назвать это качество высокомерием или потребностью отличиться, но, как ни называй, суть одна: жажда быть лучшим, жажда совершить нечто такое, что имеет ценность в глазах знатоков. А ведь по сравнению с сегодняшней операцией все, что он совершил до сих пор, теряло свое значение. Такое же чувство, наверно, подумал Эстон, заставляет пожилых матадоров снова и снова выходить на арену, чтобы там умереть.

Правда, это была лишь одна из причин, по которым он не остался дома, причем не главная. Главная причина спокойно сидела рядом с ним, с безмятежным выражением на вымазанном черной краской лице. В кобуре на ее бедре покоилась единственная надежда планеты на выживание.

Самолет все глубже вонзался в черноту ночи, и Ричарду Эстону стало страшно. За себя. За Землю. И больше всего – за Людмилу Леонову.

Людмила взглянула на Дика, на его закрытые глаза, спокойное лицо… За свою долгую жизнь она знавала много воинов – на протяжении пятидесяти биологических лет она почти ни с кем, кроме воинов, и знакома-то не была, – но ни один из них не производил на нее столь сильного впечатления.

Возможно, потому, что ни с одним из них она не позволила себе сблизиться так, как с Эстоном. В глубине души она была возмущена тем, что он смертен. Впрочем, нет, возмущена – не то слово. Нужное определение подобрать было трудно, поскольку Людмила Леонова не отличалась сентиментальностью и не любила давать волю чувствам. В то же время она прекрасно понимала, чем обязана Эстону. Он спас ей жизнь и, что было не менее важно, поверил ей и заставил поверить других.

Он был беспощаден и нес смерть – такой же убийца, как и она сама. И при всем том он был нежен и раним. Она вспомнила выражение его глаз, когда впервые отдалась ему, – в них читалось неверие в собственное счастье, страх быть отвергнутым и решимость «не воспользоваться ее беспомощностью». Сначала она хотела лишь отблагодарить его, закрепить их дружбу кратким романом – ведь фусаилы по горькому опыту знали, что нельзя отдавать свои сердца смертным людям.

Но Людмила забыла это мудрое правило и чувствовала, что забывчивость дорого ей обойдется. Даже если они оба выживут этой ночью – а надежды на это было мало, – рано или поздно она потеряет его и снова останется одна. Одна в чужом для нее мире, одна с саднящей болью утраты.

Она поняла, что он догадывается о ее чувствах, и знала, как тяжело было Эстону разрешить ей участвовать в этом бою. В мире, который она знала, женщины уже много веков становились солдатами наравне с мужчинами, а здесь они только начинали примеряться к этой роли. А ведь он был пожилым человеком, воспитанным в обществе, считавшим, что женщин необходимо защищать от соприкосновения с жестокостями войны. Сколько его современников, спросила себя Людмила, смогли бы принять ее не только как равную, но и как самостоятельного бойца? Тот факт, что она воевала в своей жизни гораздо больше, чем он, ничего не значил по сравнению с эмоциями, которые Эстону пришлось подавить в себе.

Вот поэтому-то Людмила и не сказала ему, что тролль может обнаружить местонахождение бластера, как только его активизирует прикосновение ее руки.

Ашвилл умирал.

Джеремия Виллис морщился, как от боли, – треск отдельных выстрелов и пулеметных очередей оглушал его. Глазам было больно смотреть на пожар в западном пригороде, окрашивавший небо в алый цвет.

Национальные гвардейцы генерала Эванса отступали. Часть их отходила вдоль восточного берега Френч-Брод-Ривер к трассе I-240. Одному из подразделений удалось отбить все атаки у горы Бьюкетчер, и оно все еще удерживало северный район Ашвилла, но вся территория между Мерримон-авеню и рекой превратилась в сплошное море огня и дыма.