Дэвид Вебер - Испытание адом

– Могу ли я предположить, что с ним и правда... что-то случилось?

– Можно сказать и так, сэр, – отозвалась Хонор.

– А могу я надеяться, что это происшествие стало для него фатальным? – учтиво осведомился Парнелл.

Хонор кивнула, и глаза его вспыхнули.

– Прекрасно, – пробормотал он себе под нос, – один пункт вычеркиваем.

– Прошу прощения, сэр?

– А? – старый Законодатель встрепенулся. – Простите, адмирал Харрингтон, в последнее время я стал несколько рассеян. Понимаете, – на его губах появилась легкая усмешка, – я составил небольшой список того, что следует сделать при первой возможности, и убийство Трека значилось там вторым пунктом. А могу я позволить себе надеяться еще и на то, что он умер плохой смертью?

– Думаю, сэр, умер он так, что хуже некуда, – ответил вместо Хонор МакКеон, вспомнивший кровавые ошметки, найденные его людьми в покоях Трека.

– Приятно это слышать, коммодор.

Уорнер попытался скрыть свои чувства и почти преуспел в этом, однако цепкий взгляд Парнелла приметил промелькнувшее на его лице выражение. Адмирал снова улыбнулся, но теперь в его улыбке не было ничего, кроме неприкрытой холодной ненависти.

– Мои слова шокируют вас, гражданин коммандер?

Уорнер замешкался, затем кивнул.

– Раньше, наверное, такое шокировало бы и меня, – сказал Парнелл, пожав плечами. – Но это было раньше. До того, как капрал Трека на моих глазах вбил молотком шестисантиметровый гвоздь в череп начальника моего штаба, поскольку никто из нас не хотел добровольно признаваться в «преступлениях», инкриминируемых нам БГБ.

Кэслет побледнел, ноздри Парнелла затрепетали.

– Прежде чем заняться мной, – непринужденным тоном продолжил адмирал, – они трудились над ним более двух часов. Коммодор Перо был крепким человеком, он никак не хотел умирать, даже с гвоздем в черепе, а потому капрал Трека решил опробовать свое умение обращаться с молотком и на мне. Прежде чем вбить в голову Перо второй гвоздь, Трека минут пятнадцать обрабатывал мою руку и правое колено.

Внимание Хонор отвлек булькающий звук: Стайлз, зажав рот рукой, бросился к выходу. Ее желудок тоже скрутило в узел, но она справилась с подступившей тошнотой. Этому в какой-то мере способствовала ее способность воспринимать эмоции Парнелла: ненависть и мука, скрытые под напускной непринужденностью, подготовили Хонор к тому, что он собирался сказать. Наверное, подумала она, Парнелл дружил со своим начальником штаба, как мы с МакКеоном. Одна мысль о том, что кто-то мог бы так издеваться над Алистером, заставила ее руку сжаться в кулак, костяшки пальцев побелели.

– Признания, адмирал? – услышала она словно со стороны свой голос.

Парнелл кивком поблагодарил ее за нейтральный тон: только так и можно было вести подобную беседу – как бы отгораживаясь от всей этой мерзости, от всего, с чем не хотелось соприкасаться близко.

– Да. Он хотел, чтобы мы признали свое участие в заговоре с целью убийства Гарриса. Вообще-то нас уже осудили и приговорили к смерти как раз за это, но ему требовалась запись наших признаний. Полагаю, в пропагандистских целях, хотя могу и ошибаться. Не исключено, что он проделывал это ради собственного удовольствия...

Адмирал вздохнул и добавил:

– Вообще-то в случившемся есть своего рода справедливость, ведь это чудовище, Трека, мы выпестовали в недрах министерства внутренней безопасности. И, если уж говорить честно, позволили Пьеру с его бандой сесть нам на шеи по собственной дурости. Разве нет, гражданин коммандер?

В последних словах прозвучала холодная, нескрываемая ненависть. Вопрос Парнелла и его нескрываемое презрение к изменнику, пошедшему на службу к узурпаторам, разили как отточенная сталь. Кэслет открыл было рот, желая сказать что-то в свое оправдание, но не смог вымолвить ни слова. Да и что мог бы ответить он искалеченному старику, который всего лишь восемь лет назад был его командующим?

– Мне понятны ваши чувства, адмирал, – спокойно произнесла Хонор.

Законодатель поджал губы, но она слегка пошевелила обрубком левой руки, и этот едва уловимый жест что-то важное изменил – выражение лица Парнелла смягчилось.

– Мне понятны ваши чувства, – повторила она, – однако позволю себе заметить, что граж... что коммандер Кэслет попал на Аид из-за того, что пытался добиться от БГБ гуманного обращения с военнопленными. Заверяю вас, сэр, я не понаслышке знаю, что он всегда проявлял лучшие качества, присущие офицерскому корпусу Народного флота... и никогда не проявлял худших.