Джеймс Блиш - Век лета

Квант оказался неспособным избавиться от мешающего ему Мартелса даже в нынешней эре, не говоря уже о том, чтобы отправить Мартелса обратно; и даже если бы он знал такой способ, этот способ конечно же оказался бы более сложным, чем примитивная задача вышвырнуть Мартелса в печальное сумрачное царство загробной жизни - Квант попробовал сделать это и не справился.

Нет, срочно требовалась помощь людей, и ее следовало искать у туземцев. Они, ясное дело, не были сильны в науке, но их, разумеется, следовало предпочесть Птицам, а кроме того, они располагали возможностями, которых не имел Квант. Большинство из этих возможностей - например, их контакт с предками - казались загадочными и сомнительными, но именно поэтому лежали вне обширных знаний Кванта и _м_о_г_л_и_ помочь решить главную проблему.

И они не были дикарями в прямом смысле этого слова. Это Мартелс уже понял по тем немногим просителям, которых видел. Если эти туземцы не являлись лучшими представителями людей Четвертого Возрождения, то каковы же лучшие? Это нужно было выяснить, не обращая внимания на мнение Кванта на этот счет. Квант никогда не видел их в повседневной жизни, все его знания об их привычках, поведении и возможностях основывались на рассказах людей, что само по себе ненадежно, которых он сам не считал типичными, и умозаключениях. К тому же сам Квант не принадлежал к Четвертому Возрождению; он просто мог оказаться неспособным к его пониманию.

Более того, со своей точки зрения, основывавшейся на туманном прошлом, Мартелс считал, что замечал в просителях нечто, ускользавшее от Кванта. Их интеллект был по-прежнему развит в той области, на которую Квант не обращал внимания, но которая могла оказаться чрезвычайно важной для Мартелса. Даже тот коричневый человек, что в первый момент показался Мартелсу самым настоящим дикарем, позже проявил почти сверхъестественный дар, или по меньшей мере, часть каких-то знаний, показывавших владение целой научной областью, о существовании которой современники Мартелса даже не подозревали. Это можно использовать. Это _н_у_ж_н_о_ использовать.

Но как? Предположим, Мартелс полностью распоряжался бы тем мозгом, что выступал под именем Кванта; как мог бы он задать просителям достаточно много вопросов, чтобы выяснить все необходимое, сразу не вызвав подозрений? Ведь просители привыкли, что вопросы задают они. И даже если бы ему это удалось, и он успешно притворился самим Квантом, что мог бы он сказать туземцам, чтобы вызвать какие-то действия против Птиц, не говоря уже о конкретных советах на этот счет?

В лучшем случае, он вызвал бы лишь замешательство и уход просителя. На самом деле, ему нужно было выбраться отсюда в мир в каком-то теле, но это просто исключалось. У него оставалась лишь одна возможность: каким-то образом сменить эпоху и затем надеяться, что другая эпоха найдет способ его освободить.

В такой постановке все предприятие выглядело чрезвычайно глупо. Но иного пути он не видел.

Он вынужденно вел прежнюю жизнь, ожидая благоприятного случая, слушая, задавая Кванту вопросы, когда тот разрешал, и иногда получая ответы. Изредка он узнавал новый факт, что-то для него значивший, но чаще нет. И еще он начал чувствовать, что отсутствие сна и всех чувств, кроме зрения и слуха, все больше и больше влияет на его рассудок, несмотря на некоторый доступ его личности к огромным мыслительным способностям мозга Кванта. Но даже эти способности были в чем-то ограничены, в чем, он не мог понять: Квант уже несколько раз упомянул, что лишен связи с компьютером, который позволил бы ему функционировать еще лучше. Находился ли этот компьютер в том же музее, и причиной отсутствия связи был просто неисправный кабель, который Квант не мог починить? Или Квант вспоминал о далеком прошлом, о конце Третьего Возрождения? Мартелс спросил, но ответа не последовало.

А тем временем Мартелсу большую часть времени приходилось пялиться в ту же точку на дальней стене и слушать те же отголоски.

Медленно тянулся век лета. Прошел еще год. Просителей становилось все меньше и меньше. Даже Квант, несмотря на свои внутренние резервы, испытывал какой-то умственный упадок: погрузившись, по сути, в некие сомнамбулические грезы, сильно отличавшиеся от его прежнего состояния непрерывного размышления. Мартелс не больше, чем прежде, мог проникнуть в его мысли, но их _т_о_н_а_л_ь_н_о_с_т_ь_ изменилась; раньше возникало впечатление праздных, почти сибаритских, но беспрерывных раздумий и размышлений, теперь же на них накладывалась некая монотонность, наподобие скучного повторяющегося сна, обрывающегося в одном и том же месте, и от которого невозможно пробудиться.