Владимир Данихнов: Бог жуков

Мы пристроились в конец очереди.

Старик спрашивал у ларечного оконца:

— Так откуда вы берете еду?

Из окошка ему неразборчиво отвечали.

— А они откуда берут?

Снова что-то невнятное.

— А эти?

— …

— Ну вот, опять. А ВЫ тогда откуда берете продукты?

— Мать твою, дед, — возмутился парень в джинсах. — Тебе, что ли, кажется, что ты в анекдот попал? Надоел. Получи свой паек и проваливай.

Старик повернулся к нему, яростно блеснул круглыми линзами и крикнул:

— Кощунство! Кощунство!

— Какое, к чертям, кощунство? — удивился парень в джинсах.

— Чего тут непонятного? Людей вешать на столбах — это кощунство, — ответил старик и крючковатым носом указал куда-то на другую сторону улицы. Проследив за его взглядом, можно было заметить темные силуэты повешенных на столбах людей; они, люди эти, с протяжным скрипом качались из стороны в сторону.

— Что с ними? — спросил Игорь.

— Ларек пытались ограбить, — на этот раз очень внятно ответили из окошка. — Вот и умерли позорной смертью. Но вы не волнуйтесь, завтра их уже не будет, зато обещают вкусные мясные котлеты с минимальным содержанием сои.

— Здорово! — обрадовался я.

— Еще бы, малыш! — радостно крикнули из окошка.

Старик получил, наконец, свой паек, сунул его в приготовленный заранее черный пакет и собрался было уйти, но Игорь придержал его за рукав.

— Что вам угодно? — близоруко щурясь, спросил старик.

— Нам угодно найти одного человека, — ответил Игорь. — Сейчас вот этот малыш, от которого разит водкой, вам его опишет.

— Он рыжий и в веснушках, — описал я, с опаской поглядывая на старика.

— Хех, — сказал старик, булькая, — хех… хех, хех! Кхе-хе!

— Что это значит? — удивился я.

— Закашлялся я, — хрипло ответил старик, держась рукой за стену. — Плохо себя чувствую в последнее время и с каждым днем все хуже и хуже. Рыжий, говоришь?

— Да!

— Нет, не видел.

Он зашаркал по асфальту драными башмаками и вскоре скрылся за углом. Мы с Игорем проследили за ним, а когда обернулись, на нас в упор глядел парнишка с тросточкой.

— Рыжего ищете? — спросил он.

— Да, — кивнул я испуганно, подвигаясь ближе к Игорю. Тот стоял руки в боки и угрюмо разглядывал парня.

— Ты его знаешь? — спросил он.

Парень медленно кивнул:

— Был тут вчера. Или позавчера? В общем, как узнал, что с севера мародеры идут, пошел туда, отбиваться.

— Что еще за мародеры?

— Я откуда знаю? По мне, так лучше о них не помнить. Не думать и не гадать, тогда, глядишь, мимо пройдут и не заметят. Это правильная философия. Если что-то и спасет наш мир, то только она.

— Значит, на север… — протянул Игорь.

— Да вы не волнуйтесь! — подмигнув нам левым глазом, ответил парень. — Идти никуда не придется. Он вместе с двумя безумцами сдерживал переулок, у них кончились патроны, и мародеры их перебили.

— Перебили-перебили! — радостно подтвердили из ларька. — Я все видел собственными глазами. А на следующий день у нас были вкусные сосиски! И паштет! Вы продвигайтесь, не задерживайте очередь!

Игорь протянул в окошко паспорт, а я свидетельство о рождении и сто рублей; взамен нам сунули тетрадку в косую линию, где мы поставили подписи напротив своих фамилий; потом нам вернули документы и выдали по две сосиски, две круглых витаминки и картонную упаковку из-под яблочного сока. В упаковке была вода. Игорь потянул меня за угол, где мы присели на бетонную тумбу и принялись за еду. Совсем рядом поскрипывали ржавые качели, и я очень хотел покататься на них, но не решался, потому что было стыдно перед Игорем: вдруг он подумает, что я все-таки еще ребенок?

— Нет никаких мародеров, фигня это, — сказал Игорь и зачем-то достал пистолет.

— Нам соврали? Но почему?

— Все должно быть по закону, — невпопад ответил он. — Люди должны быть обеспечены пайком.

В сосисках что-то было. Что-то, что застревало в зубах. Я хорошенько разжевал кусочек и сплюнул на руку. Посветил фонариком на ладонь.

— Что там? — спросил, напрягаясь, Игорь. — Ноготь? Волосок?

— Нет, — ответил я. — Камешек.

— Обычный камень?

— Да.

— У отца твоего друга были камни в почках?

— Откуда я знаю? — удивился я и выкинул камешек.

А потом была моя квартира и спящая мама, у которой из головы выпадали волосы. Волосы оставались на подушке, а когда мама встала и провела рукой по голове, они посыпались на ковер, как осенние листья. Игорь придерживал маму за локоть; они сели на пол перед трюмо, рядом горела свечка, и они, заедая водку одной сосиской на двоих, горланили песни. Потом плакали и снова пели. Игорь говорил, что мой папа — дурак и что необходимо срочно вымыть окна, хотя, конечно, уже поздно.