Владимир Данихнов: Бог жуков

— Федя! Федя! — звала она.

— Что?

— Кажется, опять началось! Федя! Кажется, началось!

— Что началось, глупенькая?

— Война, Федя! Война!

— Глупенькая, ничего не началось… ну успокойся же.

— Федя! Феденька! Я так боюсь, боже, я так боюсь!

— Не бойся, милая, священник приказал нам закрасить все окна, и наш дом теперь в безопасности; война не доберется до нас. Возьми… возьми же, выпей.

— Федя! Но это водка, это опять водка, Федя!

— Я сказал, пей! И отойди от окна!

— Но Федя!

— Пей!..

Я стоял, прислонившись к сырой стене, и дрожал. Я ждал, что они вот-вот разберутся со своей водкой, со своей войной и выйдут из квартиры; увидят, что я разбил окно, схватят меня за ухо и приведут домой. А дома пьяная мама и неизвестный мужик в трусах с красными слониками; им не понравится, что я пришел не один, а в компании.

Но никто так и не вышел.

Мне открыл Коля. Он был, как всегда, неопрятен и грязен. На спортивных штанах — белые пятна, льняная рубашка серая от пыли и воняет потом. Коля — рыжий и веснушчатый; у него нос картошкой и серые глаза; длинные, как у девчонки, ресницы. Левый глаз розовый и слезится. У Коли конъюнктивит. Вроде бы. То есть это он так говорит, а на самом деле кто его знает, чем там Коля болен. К врачу он не ходил. По радио сначала говорили, что больницу взорвали, а докторов разогнали. Или разогнали, а потом взорвали — не помню. На следующий день передали, что это ошибка, никто больницу не взрывал; просто из нее выгнали всех больных, а окна закрасили в черный цвет, чтобы пилоты вражеских самолетов промахнулись и не попали в больницу ядерной бомбой. Еще через день радио заткнулось навсегда.

— Пришел? — спросил Коля, нахмурившись.

— Не видишь, что ли? — буркнул я, протискиваясь мимо друга. В квартире у Коли было тепло и пахло блевотиной. Меня аж самого затошнило. Воняло из-за приоткрытой двери, которая вела в туалет. Я поспешил отойти в сторонку.

На кухне горела свеча, в остальных комнатах было темно. Под самым потолком в прихожей, оклеенной обоями «под кирпич», висели круглые часы. Секундная стрелка дрожала на месте; я подошел ближе и увидел, что стрелки приклеены к циферблату скотчем.

— Зачем это? — спросил я.

— Что «это»?

— Стрелки. Зачем ты заклеил стрелки?

— Так надо, — ответил Коля деловито. — У меня совсем мало времени, а стрелки подгоняют его.

Длинные тени, словно призраки, носились по прихожей, и было немного страшно, и я подумал мельком, что зря ушел из дома, что надо бы вернуться, но Коля сказал вдруг:

— Я рад, что ты здесь.

Мне сразу полегчало. Не зря, получается, пришел.

— Фигня, — ответил я, стягивая куртку. — Зачем звал?

— Сейчас покажу тебе кое-что.

— Кое-что?

— Особенное кое-что!

Он привел меня на кухню, усадил за стол, а сам взял в руки свечку. С огарка ему на руку капал расплавленный парафин, но Коля даже глазом не вел. Он был стоек, как индеец, или кто там так стоек, что не обращает внимания на горячий парафин? Как мазохист, короче говоря, стоек был мой друг Коля.

— Знаешь, из чего делают парафин? — спросил Коля.

Я удивился его вопросу. Какая разница?

— Из нефти, — объяснил Коля. — Парафин из нефти и война тоже из нефти.

— Не «из нефти», а «из-за нефти», — поправил я. — И вообще хватит придуриваться.

— А что ты знаешь о жуках? — спросил он загадочным голосом.

— Много чего, — ответил я и замолчал.

— Ну? — выждав минуту, уточнил Коля.

— Они усатые, — сказал я и с намеком посмотрел на Колин холодильник: — Слушай, у тебя пожрать есть что-нибудь?

— Я съел все еще вчера. Весь вечер блевал, но все равно ел и пил, потому что боялся, что у меня будет обезвоживание, — строго ответил Коля и погрозил мне пальцем. — Не меняй тему, отвечай!

— Как это вчера? А паек? Твой папа не ходил в продуктовый ларек за пайком?

— Мой папа ходил в продуктовый ларек за пайком. Он ходил туда двенадцать раз, а позавчера пошел в тринадцатый и не вернулся. Отвечай!

— Я больше ничего не знаю о жуках, — признался я.

— Они что-то задумали, — доверительно сообщил мне Коля, присел на корточки и наклонил свечу к полу. На полу валялись мятые этикетки от водки. Среди этикеток маршировали упитанные черные жуки. Они задорно шевелили длиннющими усами и перебирали лапками со скоростью аэроэкспресса. Жуки сновали между бумажками, а иногда заползали под них и чем-то там занимались, отчего этикетки тряслись и подпрыгивали над линолеумом.

— Откуда у тебя в квартире столько жуков? — удивился я.