Александр Плетнёв - Последний довод павших, или Лепестки жёлтой хризантемы на воде

Толпа, было — отпрянула, но разглядев своё, да узнаваемое, реагировала кто как, но в основном положительно. Дескать, «защитники и спасители».

В перископы, разглядев отсутствие опасности и самое главное настоящие улыбки радости «настоящих» американцев, а не какие-нибудь там: «чи — и — из», может кто-то из парней даже и проронил скупую мужскую слезу умиления. Сейчас не докажешь — скрыли секунду слабости кулаком, али рукавом украдкой. Но все три машины, увенчавшись гордыми бюстами бравых командиров, с ручёнкой правой к виску приткнутой, величаво проследовали дальше. Это же не то, что там спасать и освобождать каких-нибудь чумазых иракцев, которые глядишь, потом разберутся, что это за «освобождение и спасение», да в спину начнут постреливать. Это свои! Настоящие американцы! Эти не будут стрелять! Та-а-к может — в суд подадут, например, за угол дома обваленный.

Они добрались, ориентируясь на дышащий резервным аккумулятором «бип» маячка. И всё было очень круто. Они, нагрянув как неминуемое возмездие, громыхали гусеницами, крушили и ломали всё то асфальтовое, что не раздолбали и не раздробили до них! «Возмездие», потому что уже понимали — что-то впереди не всё в порядке: «пятидесятый» весь в бою и «хелпах», а потом вообще: «на вызовы не отвечает, на вызовы не отвечает, на вызовы не отвечает…»

Когда они добрались, сразу увидели лишь два трупа — тлеющие вторичными пожарами «Абрамсы». И только потом, отважившись выбраться за бронированную черту защиты, кривя и морща носы, столкнулись с жестокой, воняющей горелым мясом и смрадом испражнений, отвратительной правдой войны.

Опыт городских прогулок по иракским улицам, где местные неприветливые жители при нападении на американские войска использовали самую эффективную и практичную тактику — «ударил — убежал», здравый смысл и все логические умозаключения в головах танкистов склоняли их к тому, что злодеи, подлым образом расправившиеся с «самыми лучшими танками в мире», давно «сделали ноги», то есть покинули данное место. Но вполне естественное чувство самосохранения, острым ножом сомнений врезавшееся в строгие логические порядки, заставляло проявлять осторожность и хмурую бдительность.

Три «Абрамса» вполне толково стояли в отдалении от чадящих собратьев, не перекрывая себе сектора обстрела, целесообразно ощетинившись стволами пулемётов на окна, крыши домов и всякие подозрительные щели.

Пощупать пульс у лежащих бесформенными холмиками на асфальте, послали лишь двоих. Те, потея и тихо сквозь зубы бранясь, перебежками, таращась зрачками автоматов, доскакали и осмотрелись, кому облапив запястья, а на кого и не утруждаясь — и так всё понятно было.

Командирский танк стоял поперёк дороги, стволякой смотря вдаль в ещё неизведанное, и ещё не пройденное героями-освободителями. Сам командир, дистанционно вращая пулемётом, параллельно бормотал в рацию и понятное дело командование не радовал. В ответ же, для себя получал надежду подкрепления, а для недоживших почётную труповозку.

Посланный в нервную пешую прогулку наводчик уже запрыгивал на броню и тянулся к гостеприимно распахнутому люку, как услышал лязгающую в их сторону гусеничную машину, с той, уже пройденной части пути. Командир, мгновенно проинформированный, слегка удивился такой оперативности командования, полагая, что это обещанная подмога или эвакуатор тел. Но зыркнув в перископический прицел, который увеличивал и прояснял картину, сразу пустил башню на разворот. Но та, «пока ещё полкруга нарежет…», поэтому без промедления нажал на дистанционные кнопки, задрожав крупнокалиберным пулемётом. И что удивительно — эффективно.

Быстро выйти на новую позицию экипажу Суганами не удалось. Двигатель воздушного, охлаждения наглотался пыли, стал перегреваться и, выдержав едва полчаса ходу, вдруг зачихал, заглох, снова взревел, работая с перебоями, дёргая машину и насилуя трансмиссию.

Откинув створки рубки, экипаж застучал кованными ботинками по броне, расчищая засыпанную мусором и пылью решётку воздухазаборника дизеля. Водителю-механику пришлось лезть в машинное отделение и курочить систему подачи топлива, выискивая неисправность.

Майор чуть ли не пинками подгоняя подчинённых, вооружившись, озирался вокруг, не церемонясь постреливая по окнам, что бы поотбить у попрятавшихся как крысы обывателей любое желание высунуть свои морды. Вокруг нависал жилой массив, с высотными и малыми домами, по-прежнему пестреющий ярким огнями реклам мелких контор и магазинчиков, уцелевшими стёклами и витринами. Однако тяжёлая длань войны наложила на этот более-менее тихий уголок свой отпечаток, который наверняка сразу бы заметил местный житель. Для японского офицера окружающая обстановка была слишком спокойной. Одинокая боевая машина, и пять солдат хоть, и представляли собой реальную военную угрозу — оторвавшись от основных сил, они словно потерялись среди каменных джунглей. Майор почти физически ощущал неприятие и давление этого города, отторгавшего их, как нечто совершенно чуждое, не вписывающееся в его культуру и жизнь. Суганами крепче сжал автомат, коснувшись локтем, ощутил твёрдость рукоятки, висящего на поясе меча шин-гунто, возвращая себе уверенность.