Александр Плетнёв - Последний довод павших, или Лепестки жёлтой хризантемы на воде

„Спецотряд! Вот откуда такая осведомлённость про современное оружие. Хотя это один чёрт ничего не объясняет, — про себя подметил Павел, — ладно, не буду заморачиваться. Пока понаблюдаю“.

Потом снова появился унтер и, собрав всех свободных бойцов, приказал им отправляться на помощь минёрам.

Солдаты были с ног дог головы увешаны как своим так и трофейным оружием, поэтому от большинства амуниции на время пришлось избавиться, оставив её под присмотром часового — приходилось перетаскивать порой громоздкие и тяжёлые взрывные устройства.

Армия США хоть и отступила, но успокаиваться не собиралась. В небе, теряясь в облаках, слышался гул вертолётов или самолётов, каким-то образом они выискивали себе цели — бухали взрывы или неожиданно выбивали дробь крупнокалиберные пули. Доставалось как японцам, так и мирному населению.

Павел видел, как автомобиль, набитый под завязку гражданскими людьми, бешено виляя, мчался по дороге, по нему открыли стрельбу из винтовок, но вдруг машину накрыло сверху. Огненный клубок, протянув ещё несколько метров, остановился. Никто даже не вывалился из салона. А сверху продолжали молотить из чего-то крупнокалиберного, корёжа асфальт, разбрасывая в разные стороны осколки. Укрыться в домах пришлось и японцам, оставив несколько трупов на дороге.

Иногда было слышно, как характерно работающий вертолёт, опускается совсем низко, и если его удавалось разглядеть в облачности и дыму, к нему устремлялись трассеры. Почти сразу в ответ, огневую точку накрывало взрывом, поэтому на эти провокации зенитные расчёты реагировали всё реже.

Вообще Пашке от увиденного иногда становилось не по себе. Отношение к смерти у японцев своеобразное, а если они сами не цепляются за жизнь, то ценить жизнь противника не думали и подавно.

С пленными американскими военнослужащими было почти всё понятно — таковых оказывалось очень мало. Их кончали ещё на поле боя. Конечно кого-то (если видели командирские знаки отличия) тащили на допрос. Как правило, очень короткий.

Довелось ему понаблюдать. Что спорить — они в Афгане тоже не особо церемонились с „духами“, когда стали терять своих, когда уже сами озверели. Но….

И любить пиндосов у Павла повода особо не было, но он видел, что большинство пленённых не упёртые фанатики, и лапки к верху тянули, едва запахнет жаренным.

А вот японцам видимо просто не куда было, так сказать, складировать пленных. То бишь не хотелось возиться, их проще было устранить.

Из троих пленных морпехов солдаты безошибочно выдернули измызганного кровью и грязью офицера, потащив к командованию. Оставшихся рядовых какой-то инициативный капрал на невообразимом английском попытался допросить сам. Те его почти не понимали. Капрал психовал, шипел, плевался, хватался за меч, а если к этому присовокупить манеру речи японца — получалось сплошное „барбамбия кергуду“.

Эти два бравых мордоворота-янки, вполне возможно успевшие порезвиться в оккупационном Ираке, изрядно перетрухнули, на инстинкте ссутулились, чтобы не напирать своим ростом на коротыша-азиата, в глазах у которого уже начинало сверкать бешенство. Америкосы лопотали на своём, вполне адекватно шли на контакт, готовы были не только всё выложить, но даже активно сотрудничать. Павел по-английски — вполне бегло, но влезать поосторожничал.

Зарубил капрал их почти буднично и быстро — первый ещё стоял с кривой болью на лице, а клинок уже свистел ко второму.

Это был единственный случай с пленными увиденный Пашкой так близко. Другое дело с гражданскими. Ему иногда казалось, что у некоторых из наивных обывателей напрочь отсутствует инстинкт самосохранения.

Надо сказать, что поначалу японские солдаты достаточно терпимо относились к гражданским, смотря на них как на нечто мешающее, путающееся под ногами. Он даже слышал, как какой-то офицер отчитывал вытянувшего матросика с провинившимся лицом, вещая что-то о приказе командования относительно мирного населения.

Так вот, помимо тех, кто просто носился в панике по улицам во время боя, тех, кто сразу ломанулся вон из города и даже тех, кто хватался за свои „Ремингтоны“, находились такие (естественно во время затишья) кто пытался пробиться к японскому командованию со своими возмущениями и претензиями.

Солдаты в основном терпеливо (возможно имели приказ об источниках информации) доставляли некоторых персонажей к офицерам.

Пашке довелось услышать и про Гаагскую конвенцию и естественно про демократию и даже про то, что они (японцы) „свиньи неблагодарные“, дескать, они же (американцы) „открыли второй фронт и спасли японцев от фашизма“. Во как!