Александр Плетнёв - Последний довод павших, или Лепестки жёлтой хризантемы на воде

«Линкоры»?! Он ещё находился в недоумении, запоздало соображая и совершенно не реагируя на обильные огненные пятна-вспышки, окрасившие серые силуэты непонятных кораблей. Боковое зрение с секунду дёрнуло голову в многофункциональном шлеме вправо и чуть выше.

— Ах!!!

Под самолётом ведомого сразу за кабиной пилота вспыхнул огненный шар. Остроносый «Шершень» переломился надвое! Обломки мгновенно исчезли внизу и позади, потому что лейтенант Денрайт резко бросил машину влево и вверх уходя из-под обстрела, показав опасности два киля и жаркие сопла, густо загадив небо чёрным форсажным выхлопом. Упреждая сигналы бортовых систем о захвате самолёта зенитными ракетами, пилот быстро щёлкнул по клавишам, отстреливая светящиеся шарики тепловых ловушек и засеребрившийся иней дипольных отражателей. Ещё он что-то кричал в эфир, но внизу и так всё уже знали.

Ходовая рубка авианосца вмиг превратилась в галдящий базар — посыпались десятки команд и рапортов! И без того переполненный треском помех эфир, взорвался срочными докладами и распоряжениями! За какой-то миг время вдруг поменяло скорость своего течения, разделившись незримой чертой на состояние «до» и «после». Время — «до», когда проходят чётко спланированные учения или даже такие же отрепетированные до мелочей военные действия (например в Персидском заливе). И его (времени!), отведённого нормативами, хватало. И время — «после», когда ни командиры, ни подчинённые, казалось немного, но постоянно не поспевают за идущим на шаг впереди противником.

Какова скорость мысли? Кто-то романтично заявляет, что скорость мысли быстрее скорости света, потому что мысль рождается мгновенно, и, дескать, эта пока неизведанная переменная наш будущий проводник к далёким и неизведанным галактикам.

В свою очередь учёные довольно точно измерили максимальный порог скорости прохождения импульса по нервным волокнам человеческого тела — всего лишь 250 км/час. Поэтому, в общей совокупности — скорость человеческой реакции весьма медленный процесс. Мгновенно родившаяся мысль должна себя реализовать — то есть дойти из родивших её глубин мозга до периферийных, исполняющих органов.

Корабли американской эскадры, объединённые в единое целое с помощью БИУС, «договаривались» между собой гораздо быстрее, чем управляющие ими люди. Человек выступал скорее сдерживающим фактором, внося сумятицу в алгоритмы и приоритеты электронных «мозгов». Речевой аппарат гомо сапиенс не успевал за сформированными в голове приказами. А уж движение рук и ног добавляли те секунды запаздывания, которые могли привести прекрасно налаженную военную машину к гибели.

Среди тысячи мыслей, сразу (за каких-то пару, тройку секунд) посетивших голову вице-адмирала Эдгара Хоувэла, ярче выделялась одна:

«ОТКУДА ОНИ ВЗЯЛИСЬ? Как система дальнего обнаружения (все эти ИЗС разведки, самолёты ДРЛО, корабли РЛД) могла подпустить так близко такое крупное соединение»!!!

Вице-адмирал жадно вглядывался в бинокль. Тёмные силуэты огромных кораблей напоминали доисторических динозавров, ужасных и одновременно прекрасных своими заточенными на агрессию линиями.

Мужчины вообще повёрнуты на военных железках. Девочки никогда их (мужчин) не понимали: «ну что может быть красивого в угловатых, абсолютно бездарно и невзрачно выкрашенных, с торчащими туда-сюда железками, тяжёлых… утюгах»? Не могли они понять эту жёсткую архитектуру, включающую в себя мощь, защиту, умение не только перемещаться в четыре стороны света, но разить вокруг себя, давая ощущение неуязвимости и могущества.

Колотящиеся мысли в голове адмирала сходились теперь на втором чётко сформировавшемся вопросе — «КТО? Кто сейчас воюет линкорами? Последний раз в бою линкоры применяли Соединённые Штаты. Господи, да там не один крупный корабль! И что, кто-то расконсервировал, вывел с последних приколов корабли-музеи? „Огайо“, „Миссури“, „Нью-Джерси“? Террористы? Офицерский переворот? Невозможно! — Не-воз-мож-но»!!!

Прошло всего полминуты с того момента, как прозвучала команда «Боевая тревога». Вице-адмирал, с щемящей тоской в груди наблюдал за чужой эскадрой. Он попытался сосчитать многочисленные малые корабли, сопровождавшие линкоры, когда его замершее сердце, казалось, ухнуло куда-то вниз — чужая эскадра окрасилась всполохами выстрелов. Прекрасно было видно в бинокль, как нос ближайшего крупного корабля накрывало пеной накатывающей волны. В это время производился залп главным калибром, (а чем же ещё, черт побери!) и снаряды с пороховыми газами пробили перехлёстывающую волну, словно пробкой из бутылки шампанского, в искрящихся брызгах вырываясь несущейся смертью в его сторону.