Ричард Матесон - Где-то во времени

Хотел бы я снова стать мальчиком – не задающим вопросы, не испытывающим потребности в том, чтобы анализировать каждый момент. У меня было подобное ощущение, когда я впервые увидел ее фотоснимок: меня переполнили эмоции. Теперь сюда вторглась реальность. Меня словно одновременно тянут в разные стороны – страсть и разум. В такие моменты я ненавижу мозг. Он всегда воздвигает больше барьеров, чем может опрокинуть.

Пишу, сидя на кровати и снова в наушниках; на этот раз Шестая симфония. Ее мрачный настрой созвучен моему собственному.

К тому времени, как я проголодался, Малый коронный зал закрылся. Итак, я купил пакет жареной картошки, немного вяленой говядины, маленькую бутылку «Матеуса» [25]и содовой. Жую, запивая коктейлем из «Матеуса»; лед заказал себе в номер. Не могу сказать, что это шумное жевание на пользу Малеру.

Снова просматриваю книги, выискивая что-то новое.

Однако ничего больше нет. Я разочарован. О ней должно быть написано что-то еще. Но где мне это найти?

Боже правый, Кольер. Ты с каждым днем тупеешь. Слышал когда-нибудь о публичной библиотеке? Бедная Элиза. В тебя влюбился идиот.

Только что вернулся из центральной библиотеки Сан-Диего. Оказалось, что она находится примерно в квартале от книжного магазина, в котором я был вчера. Я приехал туда к открытию.

Встал я в пять утра и три часа бродил по пляжу, пытаясь избавиться от головной боли. К половине девятого меня отпустило, и я выпил чашку кофе и съел тост. Служитель перегнал мою машину и дал мне инструкции, и я отправился в библиотеку.

Поначалу я подумал, что мне не повезло. Молодая девушка за стойкой сказала, что мне не разрешат взять книги с собой по лос-анджелесской карточке. Я понимал, что вряд ли смогу провести в читальном зале целый день – и уже начал нервничать. Но более мудрая начальница разрешила проблему. Забрав мое удостоверение личности и бирку от ключа к номеру, она разрешила выписать мне временную карточку и взять книги на дом. Я едва не расцеловал ее.

Через двадцать минут я вышел, возблагодарив Бога за существование каталожных систем. Поспешил домой и, подъезжая к Коронадо, испытал уже знакомое чувство: словно этот большой белый деревянный дворец стал моим домом. Передал машину слуге и погрузился в тихую гостиничную атмосферу. Пришлось сесть в патио и, закрыв глаза, дать этому снова перетечь в мои вены. Патио – подходящее для этого место, нечто вроде сердца отеля. Там я оказался в окружении прошлого. Меня наполнило чувство покоя. Глубоко вздохнув, я открыл глаза, встал и направился к лифту. Поднявшись на пятый этаж, я вошел в номер, прижимая к себе книги.

Вот книга под названием «Элиза Маккенна: подробная биография», автор Глэдис Робертс. Хочу оставить ее напоследок, ибо, несмотря на то что сейчас предвкушаю этот момент, знаю: как только окончу чтение биографии, все исчезнет, а мне бы хотелось, насколько возможно, продлить удовольствие.

Пишу и слушаю Четвертую симфонию, самую легкую, не требующую много внимания. Хочу сконцентрироваться на ней.

Первая книга написана Джоном Дрю, называется «Мои годы на сцене».

Он пишет, что при первой встрече с ней его поразила ее чрезмерная хрупкость. Как я заключил из увиденных фотографий, в те годы в моде были упитанные женщины. И все же он повторяет то, о чем я уже читал: она не пропустила ни одного спектакля.

Поначалу в пьесах вместе с ней появлялась ее мать – играя мадам Бергома, мать Сюзанны Блонде в «Бале-маскараде»; госпожу Оссиан, мать Мириам в «Бабочках». Пишут, что с последней из двух пьес они ездили в Калифорнию. Полагаю, актерские труппы регулярно гастролировали на Западном побережье.

Хотя я записал почти все, у меня остается впечатление, что на пути к биографии я слишком быстро пробежал эту книгу – подобно тому как изголодавшийся человек не в состоянии насытиться закусками в ожидании основного блюда.

Постараюсь снизить темп.

Следующая книга – «Известные актеры и актрисы», изданная в 1903 году. Глава начинается словами: «Элиза Маккенна продает древесину, свиней и птицу», и далее утверждается, что, помимо сцены, больше всего на свете ее волнует ферма в Ронконкоме на Лонг-Айленде. Не будь она актрисой, продолжает автор, стала бы фермершей. Любой момент, который могла урвать у театра, она проводила в уединении на своей ферме в двести акров, куда ее увозил личный железнодорожный вагон. «Там она могла бродить на свободе, вдали от любопытных взоров».