Генри Олди - Кукольник. Куколка. Кукольных дел мастер

Пучок моторика – и пучок вербала. Два отражения действительности: непосредственное и опосредованное. Но есть ли третий пучок? Третья сигнальная система? Не отдельные нити, в которых легко запутаться, как рыба в сетях, не басовые струны глубин, покрытые хищным ворсом – особый, новый пучок, каким можно корректировать действия в макро-масштабе, не распыляясь на мелочи?

И если да, то какая сила пробуждает его к жизни?!

– А три? Ты говорил: куклу ведет троица…

– Тут сложнее, малыш… Условно говоря, мы, невропасты, корректируем тело и разум. А душа? Или нет, не душа – дух?

Пучок духа. Вага антиса. Ворсистые басы; третья сигнальная система. Она есть у каждого. Нищие богачи, мы – владельцы сокровища, о котором не подозреваем. Просто антисы обогнали эволюцию, родившись с развитой, функциональной троицей . На шаг впереди, Папы Лусэро и Нейрамы Саманганы – не объекты бессильного восхищения, а указатели пути.

Вторая сигнальная система является управляющей для первой. Значит, третья – управляющая для второй? Для обеих предыдущих – на новом уровне? «Горячо!» – кричит нечто, не имеющее ни языка, ни горла, ни голосовых связок, и мы уходим в волну раньше, чем разящий луч, несущийся со скоростью света, коснется хрупкого, слабого, человеческого тела…

Я – невропаст.

Как мне крикнуть недоразвитым антическим пучкам:

– Горячо!

Боль тараном ударила изнутри, сметая выставленные преграды. Пламя вырвалось наружу, в нити, ведущие к гард-легату. Наполнило их, словно вода – резиновый шланг.

– …слава и гордость Империи…

Помпилианец запнулся. Лицо его на миг исказилось, но легат справился. Да, кавалер ордена Цепи умел не только причинять, но и терпеть боль. Кроме кукольника и куклы, никто ничего не заметил.

Искусство Добряка Гишера – боль, не причиняющая реального вреда телу. Ваше Величество, моя Королева! Вам, повелительнице Вселенной, отвели скромное царство – камера для допросов, подмастерье палача. Простите нас, глупцов, за недомыслие. Мы любим забивать гвозди микроскопами и превращать лекарства в яд.

Боль, направленная в пучок моторика, терзает тело. Боль, направленная в пучок вербала, терзает мозг. Боль, направленная в пучок антиса…

Виват, Королева!

Все, что не убивает, делает нас сильнее. Без боли живет прокаженный, разлагаясь на ходу. Защитная миелиновая оболочка нерва повреждена бактериями, и несчастный не замечает травм. Здоровый организм в ответ на болевые раздражители способен производить целый ряд веществ-медиаторов, усиливая приток крови к пораженному участку, включая механизм заживления. Ваш хлыст, владычица, понуждает верноподанных к сопротивлению.

Хлестнем по третьей сигнальной?

В моем распоряжении сколько угодно боли. Спасибо, Ваше Величество. Сегодня вы щедры, как никогда. Живительная влага так и хлещет из человека-костра, из собаки, из меня самого. Надо лишь уловить общий ритм и пустить боль по жилам. Наполнить пульсом сосуды-нити, пучки антисов, взбодрить существо, разучившееся делить себя на тело и сознание.

Работаем, маэстро! Работаем, старина Гишер!

Зря, что ли, в моей жизни были вы оба?

Семь всадников несутся по траве цвета антрацита. Искры летят из-под копыт коней, словно трава – дитя кузницы. Колючее, сверкающее облако виснет на плечах – плащи из звезд, взбитые ветром.

Две женщины – черная и белая, ночь и день, молоко и смола; защита и нападение. Двое детей – лед и пламя, расчет и верность, рыжие кудри, россыпь веснушек. Хозяин Огня – золотой вопль трубы, огонь и пепел, доблесть и предательство. Священник торопит старого мерина – усталость и надежда, и чувство вины.

Последний, седьмой – Человек-без-Сердца. Все сердце – наружу: нитями, поводьями, болью. Несутся всадники, летят, держат строй. Темное поле, дальняя дорога. А за спинами полыхает дом. Надо успеть. Поздно умничать, не время спорить – пожар. Тут не по траве, не по углю с железом – босиком по небу рванешь в галоп. Скорее, пока ждут…

Восьмой, рядом с конями, бежит крупная собака.

Восемь марионеток играют спектакль. Ведут действие, как раненого – под руки, споря с предопределенностью финала. Сами куклы, сами кукловоды; попадись под тряпичную руку драматург с режиссером – разорвут в клочья. Вехден, помпилианка, близнецы-гематры, вудуни, девица-намод, пара техноложцев – без малого вся Ойкумена собралась.

Горят декорации: торопитесь, братцы-сестрицы! Пока еще цел театр… Дым стелется по сцене. Теряется «чувство пола»: шаг за шагом, выше, над дымом, над огнем. За платформу, расположенную на уровне зрительских глаз. К тропе, зашитой ограждением, где если кому и стоять, так кукловодам, скрытым от публики.