В первую очередь он должен добраться до Соборного Дома. Кейд бросил равнодушный взгляд на лежащую ничком девчонку, испытывая лишь неприятное ощущение от соприкосновения с грубой материей одежды простолюдинов. Гораздо хуже, однако, было отсутствие привычной тяжести на правом бедре: без оружия он чувствовал себя нагим и беспомощным.
«Учение Клина для канонира — все равно что заряд в магазине его оружия».
Он с содроганием вспомнил, как она, по сути, призналась в причастности к заговору против Императора. Сама мысль о подобной возможности выглядела кощунством. «Да будет благословенно правление Императора!»
Кейд перевел взор с неподвижного тела и еще раз внимательно осмотрел комнату. Не обнаружив для себя ничего нового, он приблизился к двери. Если ему суждено вырваться на свободу, то выход следовало искать за ней. А это жуткое место, где творятся неподобающие дела, нужно будет выжечь с корнем, как ядовитую заразу, чтобы и следа от него на земле не осталось. И чем раньше он отсюда исчезнет, тем скорее сможет отомстить. Не впадая в грех гордыни, Кейд мысленно возблагодарил судьбу, предоставившую шанс испепелить змеиное гнездо заговорщиков опытному и заслуженному канониру, а не какому-нибудь зеленому кнехту или послушнику.
За дверью оказался пустой коридор, тянущийся метров на пятьдесят. Кейд крадучись прошел его до конца, с каждым шагом укрепляясь в уверенности, что находится в подземелье. В конце коридора он обнаружил шесть закрытых дверей. Поочередно прислушиваясь, он уловил за пятью из них звуки человеческих голосов. Задерживаться здесь было опасно, и канонир без колебаний толкнул шестую дверь, за которой царило молчание. Ему повезло. Помещение размером десять на двадцать метров было пустым. Взору его предстал ярко освещенный зал, уставленный рядами деревянных скамей, с возвышением у дальней стены. Вдоль одной из боковых стен разместились три небольшие кабинки, завешенные плотной темной тканью. Их назначение осталось для канонира загадкой, что не помешало ему с неподобающей резвостью укрыться в одной из них при звуке приближающихся голосов.
Кабинка состояла из двух секций, отделенных одна от другой тонким, прозрачным занавесом. Из задней половинки можно было спокойно видеть весь зал, оставаясь незамеченным. В таком устройстве трудно было усмотреть смысл, равно как и в странной, тяготеющей к закругленным линиям и серым тонам архитектуре, но в качестве убежища и наблюдательного пункта кабинка была прямо-таки идеальным местом. Внешний занавес из тяжелой ткани был слегка раздвинут, поэтому беглецу удавалось без труда следить за происходящим. Сначала в зал вошли с полдюжины простолюдинов, негромко переговаривающихся между собой. В покрое их одежды не было ничего примечательного, но Кейда насторожил ее цвет — тускло-коричневый, в отличие от кричащих красок и пестроты стандартного платья среднего обывателя.
Рассевшись по местам в переднем ряду, одетые в коричневое замолчали, как по команде, а помещение стало заполняться простолюдинами в обычных, подобающих их статусу одеяниях. Когда их набралось в зале около полусотни, один из сидящих в первом ряду поднялся на возвышение, повернулся к аудитории и сотворил тот самый отвратительный знак, который демонстрировала Кейду мерзкая старуха, издеваясь над его беспомощностью. Внимательно фиксируя каждое движение стоящего на платформе человека, канонир уяснил, что знак похож на две буквы, «X» и «Р», наложенные одна на другую. Правая рука святотатца последовательно прикоснулась к левому плечу, правому бедру, правому плечу, левому бедру, а затем поднялась вверх от пупка до подбородка и совершила круговое вращение по периметру лица. Посвященному нетрудно было усмотреть в этом знаке злобную пародию на традиционный ритуал братьев Ордена, насчитывающий уже десять тысячелетий и выполняемый при надевании амуниции с прикрепленным к ней оружием.
— Вы мне за это заплатите! — прошептал Кейд, сжимая кулаки.
Сидящие на скамьях повторяли еретический знак вслед за проповедником, а тот, воздев руки над головой, начал говорить звучным, хорошо поставленным голосом:
— О Первые из Первых славного Каира! К вам обращаюсь я. На этом речь закончилась, а вешающий на возвышении принялся выделывать какие-то странные, замысловатые пассы обеими руками. Продолжалось это несколько минут и порядком наскучило канониру, хотя зрители, судя по их реакции, внимали каждому жесту с обостренным вниманием. Но вот все закончилось, и проповедник торжественно изрек:
Читать дальше