Александр Бачило - День гнева (сборник)

— Было бы лучше, Эл, если бы ты впрямь ничего не понял.

— Ты уже говорил это, Джек… Идеологическая модель… Ладно, это мы уже знаем, это мы уже видели не только в Альтамире… «Газетт», телевизионная картинка, бдения толп под негаснущим окном кабинета, новый язык, бессмысленный, но всем понятный… Тут что-то еще, что-то еще, Джек… Ну да! Обандо!.. Как ты там сказал: это не просто напиток, это перспективный напиток, да?.. С ним ведут борьбу, его запрещают, он изгнан из обихода, но он есть, он повсюду, его пьют, его можно приобрести в любой лавчонке…

Я усмехнулся. Я понял:

— Что вы там испытали такое в этой Альтамире, Джек? Что-то психотропное? Что-то посильнее? Как вы добились этого превращения: Кей Санчес — Кристофер Колонд?

Джек Берримен ухмыльнулся:

— Если и испытали… Почему ты думаешь, что это обязательно мы?.. Мы обязаны, Эл, внимательно следить за любой необычной акцией, кто бы ее не проводил… Что же касается этой истории, Эл, согласитесь, выглядит она эффектно. Правда?

Он помолчал и подмигнул мне:

— Признаюсь, Эл, она и оплачивалась неплохо.

— Билл, — неожиданно спросил Тони, — ты веришь в телепатию?

Биллу скоро исполнялось двадцать пять лет, и Тони, благородно считая, что он обязан помочь другу отметить славный юбилей, изводил его приглашениями провести недельку в летнем лагере одного из клубов, в которых он состоял. Билл мужественно сопротивлялся: шестое чувство подсказывало ему, что неделя в обществе своего неугомонного друга не даст ему отдыха. Но даже крепчайший гранит не может устоять перед разрушающим воздействием постоянно капающей воды, и после сорок восьмого приглашения Билл сдался.

— Хорошо, — сказал он. — Но за это ты должен мне обещать, что оставишь меня в покое на целый год.

— Думаешь, тебе не понравится? — обиделся Тони.

— Да нет, почему…

— Я ведь хочу, чтобы тебе было интересно.

— Я фермер, — оправдывался Билл, — и у меня другие понятия об интересе.

Тони был явно расстроен, и Билл, не желая больше обижать друга, стал укладывать свой чемодан. Но потом, оставшись с Биллом в отдельном купе, Тони не упустил возможности подробнее расспросить своего друга о его прежней жизни. Говорят, что шестилетний ребенок может задать столько вопросов, что и мудрец не ответит. Тони, которому было в пять с половиной раз больше, был во столько же раз любопытнее и в десять раз упрямее.

Дело в том, что Билл Пармли долгое время вел жизнь профессионального карточного шулера, но потом взялся за ум и отказался от этой деятельности. Он многое сделал для того, чтобы искупить свое прошлое, разоблачая мошенников, не желавших жить честной жизнью. Поэтому, пока поезд мчался на юг вдоль побережья Атлантики, Билл мужественно боролся с потоком вопросов, извергаемых на него сгорающим от любопытства другом.

По каким-то никому не известным, таинственным причинам все, что связано с темой нечестных азартных игр, обладает для большинства людей, особенно мужчин, странной притягательной силой. Тони не являлся здесь исключением. Методически, постоянно расспрашивал своего друга из месяца в месяц и чуть не изо дня в день, он досуха выкачивал из него все подробности его прежней бурной жизни.

Билл не собирался ничего утаивать и говорил с полной откровенностью. Он рассказывал, как сбежал из дома, когда ему было восемнадцать лет; как он узнал о методах, которые могли сделать игры, основанные на игре случая, менее случайными; как он постепенно овладел этими методами до полного совершенства. Он настежь открыл сундук своих воспоминаний, описывая все светлые и темные стороны своей прежней жизни, все триумфы и поражения, краткие минуты удач и долгие месяцы невезения. А Тони Клэгхорн, как Оливер Твист, требовал все больше и больше.

Много раз Билл пытался перескочить к концу рассказа и закончить свою автобиографию, желая объяснить, как и почему он наконец открыл новую страницу жизни, стал фермером и сошел с извилистых троп своей заблудшей юности. Но Тони, охваченный страстью, не давал ему этого сделать, и снова и снова заставлял своего друга описывать со всеми подробностями его прежнюю деятельность, которая казалась Тони необыкновенно интересной и героической.

Но все на свете — даже исповедь — должно иметь свой конец, и в половине четвертого дня Тони задал свой последний вопрос, на который получил последний ответ. Но уже в следующий момент, когда Билл, глядя в окно, сравнивал в уме открывшееся ему стадо гернзейских коров с его собственным стадом джерсийской породы, Тони перешел на новую тему, обсуждение которой грозило растянуться до бесконечности.