Анна Ринонаполи: Бандагал

Когда Патрене впервые узнал об этом, удивлению его не было границ, а Торболи oт удовольствия беспрестанно потирал свои по-обезьяньи длинные руки.

- Разве архив предназначался не для туземцев?

Наверное, впервые в жизни Торболи от души рассмеялся.

- Для этих недоумков?! Нет, главная опасность - это мы сами.

Патрене просматривал микрофильмы, прослушивал пленки, и ему стало не по себе.

- Как это тебе удалось собрать такую информацию?

- Самыми разнообразными способами, мой дорогой, - с необычной фамильярностью ответил Торболи. - Все, начиная от священника и кончая проституткой, принуждены были кое-что рассказать.

- И обо мне тоже?

Торболи загадочно, покачал головой и двусмысленно улыбнулся.

- Рад буду преподнести этот скромный подарок тебе и Розе. Конечно, если это доставит вам удовольствие.

И он протянул шефу микрофильм.

А все-таки Патрене не доверял Торболи, несмотря на общие интересы. Он считал своего директора не менее опасным, чем вирус, - вы замечаете, что заразились, когда болезнь уже завладела вашим организмом.

Нет, своего мнения о Торболи он не изменил и теперь, но в архиве неизменно появлялось что-то новое, и это забавляло Патрене.

Подумать только, инженер Корбелли, этот ярый расист, поддался чарам своей молоденькой служанки, уроженки Неса, у которой такие густые изумрудного цвета волосы.

- Завтра же скажу Корбелли об этом, - вырвалось у Патрене.

- Э, нет, - спокойно возразил Торболи. - Ты лучше намекни ему разок-другой, и он тут же перестанет клянчить прибавку. Во всяком случае, даст тебе несколько месяцев передохнуть. А за это время мы раздобудем новый любопытный материальчик.

Патрене всегда доставляло истинное наслаждение наблюдать за реакцией подчиненных на слухи о возможных повышениях по службе и увольнениях, которые распускал Торболи.

- Этот мелкий жулик Винченци уже видит себя начальником отдела... Какой кретин, этот Ларделли! До чего ж он боится, что его уволят. Попробуй-ка найди другого инженера-химика, который согласился бы по двенадцати часов кряду торчать в лаборатории.

Но сейчас Патрене не смеется, он внимательно смотрит на лица и повторяет за Торболи:

- Да, этот болван, этот мошенник, ну а этот и мать родную продаст. Быть может, этот годится... Пожалуй, ты прав - Торторелли подойдет: честный, скромный до робости, живет один в маленьком домишке на окраине. Единственная страсть - кухня-автомат. Нет, все-таки он слишком глуп, - сам себя перебивает Патрене. - Покажика еще раз.

И Бенедетто Торторелли, щурясь, словно яркий свет рефлектора и в самом деле слепит ему глаза, неуклюже двигается по комнате - маленький, худой, в своем любимом галстуке-бабочке.

Патрене невольно рассмеялся.

- Неужели этот болван не понимает, до чего он смешон в своем старомодном одеянии?

- Погляди на него хорошенько, - с торжеством в голосе говорит Торболи. - У него на лице написано, что он обречен выполнять работу за других. Посмотри на этот плоский череп с копной седых волос. Типичный честный труженик! Другие за его счет выслуживаются перед начальством, а он молчит. Мы поручим ему ответственное задание составить баланс, ему лично, и от безмерной радости он станет глухим и слепым. Понял?

- Не слишком ли он глуп? Что он там такое говорит?

- Беседует со своей автоматической кухней. Послушай.

Послышался глухой голос Торторелли:

- Как только долька чеснока зарумянится...

Торболи гасит экран и говорит Патрене:

- Он до неприличия глуп и наивен. Как раз то, что нам нужно.

Бенедетто Торторелли робко входит в кабинет шефа. На лице у него похоронно-мрачное выражение, несмотря на жару, он бледен. От волнения он то и дело переступает своими коротенькими ножками.

- Входите, входите, дорогой Торторелли.

Патрене - воплощение радушия, и это лишь увеличивает растерянность маленького человечка, который, как марионетка, трясет головой.

- Вы, Торболи, еще были на Земле, когда мы с Бенедетто двадцать дет назад прилетели на Нес.

- Девятнадцать лет, семь месяцев и три дня.

- Как всегда, предельно точен. Редкое достоинство, не правда ли? Значит, вы, Бенедетто, помните те незабываемые дни? Чудесное было время!

И Патрене пускается в милые его сердцу воспоминания о золотой поре колонизации. А Торторелли вспоминает о своем бегстве с проклятой Земли, о Мирте, которая безжалостно издевалась над ним;

- Бедняжка Бенедетто. Ты и в самом деле веришь, что я могу стать твоей женой? Это при твоем-то нищенском заработке!