Анна Ринонаполи - Друг

Анна Ринонаполи

ДРУГ

Перевод с итальянского Л. Вершинина

Кажется, будто город тянется по всей планете: улицы, площади, улицы. Поднимешь глаза, посмотришь влево или вправо повсюду двух-, трехъярусные дороги, спиралью убегающие все выше к голубым куполам; стремительные автострады и медлительные пешеходные дорожки, где люди держатся одной рукой за поручни, другой толкают в бок соседа, а на перекрестках норовят любой ценой первыми уцепиться за новый поручень. Время - дороже денег, надо успеть и на службу, и в кино, и домой. За пять минут коллега успевает занять твое место, любовница - найти тебе замену, толпа - до предела набиться в кинозал. Стоит тебе опоздать, и ты останешься один, тебя ждет унылый вечер; глухой уличный гул будет напоминать тебе гудение атомной печи, которая терпеливо дожидается своего часа. Джиджи Милези, Правда, никогда не приходилось ее видеть. Но с того дня, как его разбудил стук в соседнюю дверь, он не может без ужаса произнести само это слово. Четверо могильщиков (или то были роботы?) в черных комбинезонах водрузили запечатанный гроб на машину.

- Синьор, отойдите, смотреть запрещено.

Все разумно - город стремится спрятать отбросы, гниль, если только ты еще при жизни не согласишься отчислять каждый месяц десятую часть заработной платы на традиционные похороны и сын не проверит, выполнили ли городские власти твою волю. "Но у меня нет ни детей, ни жены, я одинок, как и мой сосед", - с тоской подумал Джиджи Милези.

Собственно, он даже не знал хорошенько своего соседа, но тот также жил в квартале холостяков. Ни высокий, ни низкий, ни красивый, ни уродливый, безликий, точно светофоры на улицах, что регулярно загораются и гаснут, и ты даже не знаешь, сколько их - десять, сто тысяч, миллион - в этом городе без дня и без ночи. Сколько бы Джиджи ни бродил по городу, он ни разу не добрался до его окраины - квартал за кварталом, зеркала, отражающиеся в других зеркалах. Кажется, будто ты идешь по кругу и не можешь отыскать верного направления, хотя стрелка компаса неизменно показывает на север.

Он, Джиджи, потерялся еще в детстве, когда, выйдя из детского дома, на перекрестке схватился не за тот поручень. Его подобрали на улице совершенно обессилевшего, уложили в кровать (в больнице кровати стояли бесконечными рядами) и дали вкусное лекарство, которое помогает забыть о матери. Наутро он вышел из больницы с пластинкой, вмонтированной в правое ухо. На пластинку были нанесены его имя, фамилия, дата и место рождения.

Сейчас у всех новорожденных есть такая пластинка, и ихочень легко опознать и отличить. Но как им тогда удалось узнать его имя? А может, они ошиблись? Во сне кошмаром нахлынули самые нелепые мысли, но механический голос автоматических часов предупреждает: семь часов десять минут, семь часов пятнадцать минут, и остается лишь смутное чувство, что надо вставать и идти на работу.

Фотоэлементы зафиксировали, что Джиджи Милези, служащий седьмого архивного отдела, явился на работу без опоздания и точно так же в срок покинул служебное помещение.

Согласно советам практического руководства по социальной психологии, он, Джиджи, регулярно менял программу развлечений: в свободное время общался с людьми, а в воскресенье или же вечером после работы неизменно слушал пластинку бодрого настроения: "Все хорошо, ты можешь быть доволен". И Джиджи кричал "гол", аплодировал акробату под куполом цирка, с замиранием сердца ждал инспектора Шерра, который должен был спасти от галактических бандитов прекрасную белокурую Эльг. Несравненная Эльг улыбалась ему с экрана до тех пор, пока в зрительном зале не загорался свет и блаженная улыбка не гасла на его лице. И тогда Джиджи убеждался, что он совершенно один в бурлящей толпе. Потому что за компанию надо платить. И он платит. Новый год, к примеру, он встречал в шикарном ресторане "Планета". Пришел он туда довольно поздно, но с твердым намерением хорошенько повеселиться. На елке сверкали серебряные шары, мерцали белоснежные звездочки, конферансье шутил и словно бы обращался лично к нему, Джиджи. Взлетали к потолку пробки, с "Новым годом, с чудесным годом" наигрывал на рожке музыкант с осоловелым лицом, - впрочем, выпить правилами разрешалось. Конферансье тоже был слегка под хмельком и, то и дело икая, кричал: "Мы, ик, не одни, мы, ик, счастливы до потери сознания, споемте, ик, полночную песню, ик".

Джиджи смеялся и танцевал. И все вокруг смеялись и танцевали. Смеялась и женщина, искавшая кого-то взглядом и внезапно оставившая его, Джиджи, посреди танцевальной площадки. С улыбкой, застывшей на припухших губах, Джиджи протискивался к своему столику, толкая танцующие пары (простите, простите, тысяча извинений). А конферансье скакал, обливаясь потом, и все острил, острил. Одни его слушали, другие нет, Джиджи тоже не слушал. На столике два бокала, один пустой, а в другом - с палец бурой пены. Пузырьки лопались и мгновенно исчезали; вот их осталось всего два, а секунду спустя и они исчезли в мутной пене. И сразу же на него волной нахлынул страх одиночества.