Анатолий Днепров - Искатель. 1962. Выпуск №6

Каждый вечер мы с отчаянием смотрим на недоступный берег, Риттер страшно исхудал. У него болят обмороженные ноги* Он громко стонет во сне.

После завтрака я выкинул еще одну очищенную до блеска банку из-под тушенки.

За ночь лед подвинулся, и впереди у острова виднелась широкая полоса чистой воды.

Трижды мы подходили к ней и трижды отступали перед месивом мелкого льда и снега. Мы уже теряли силы, когда впереди открылся идущий на север неширокий канал.

Это был предельный риск. Самое легкое сжатие раздавило бы нашу лодку, как скорлупку, но у нас не было другого выхода. Мы гребли изо всех сил и облегченно вздохнули, когда оказались на чистой воде.

Остров был уже близок. Даже без бинокля можно было разглядеть трещины в стене ледника. Начался прилив. Лодку понесло на север. Мы помогали веслами, сколько хватало сил. Было еще светло, когда мы коснулись крепкого прибрежного льда.

Мы вытащили лодку на лед. Не терпелось подняться на остров, но голова кружилась от усталости и голода. У нас оставалось немного кофе и несколько брикетиков сухого спирта. Мы вскипятили кофе и открыли банку консервов. На дне мешка осталась всего одна — последняя.

Поев, мы смогли двинуться дальше. Неподалеку от нашей стоянки стену ледника наискось пересекала широкая, забитая снегом трещина. Мы оставили сани и лодку на берегу, а сами налегке направились по трещине вверх.

Северную часть островка скрывала небольшая возвышенность, Мы поднялись на нее. Рука Риттера сжала мое плечо. Внизу, километрах в трех, на вдающемся в море мыске стояли два небольших занесенных снегом домика. Возле них высилась мачта радиостанции. Над одним из домиков развевался на ветру флаг.

Я поднес к глазам бинокль.

Флаг был красным.

Я долго смотрел на алое пятнышко, бьющееся на ветру. В бинокль была отчетливо видна отрытая в снегу траншея между дчумя строениями, по ней не спеша шел человек.

Я выстрелил в воздух. Но было слишком далеко, к тому же ветер дул в нашу сторону.

Сгущались сумерки. Идти сейчас к станции было невозможно. Мы решили дождаться рассвета здесь, на вершине ледника, не возвращаясь к лодке и саням.

Мы лежали, сунув ноги под спины друг другу, как меня учил Дигирнес. Спать не хотелось. Я думал, что меня, наверное, давно занесли в списки пропавших без вести и Нина — ее адрес был указан в. документах — получила извещение об этом. Может быть, я смогу завтра дать радиограмму на материк?

Я попытался представить ее сейчас в чужом городе на Урале, в чужом доме, среди незнакомых людей. Сейчас там тоже ночь, осень, наверное идет дождь…

— В России есть Красный Крест? — спрашивает Риттер.

Он тоже не спит.

— Есть. А что?

— Может быть, мне удастся связаться с семьей. Красный Крест должен помогать военнопленным.

— Здесь мирная станция. Просто люди не успели вернуться на материк…

— Все равно я ваш пленный. — Риттер приподымается. — Вы взяли меня в плен с оружием в руках. На меня распространяется Гаагская конвенция.

Я не расположен обсуждать сейчас вопросы международного права. Мы умолкаем. Сон все не идет. Даже усталость не может одержать верх.

— Как вы думаете, — говорит Риттер, — когда это кончится?

— Что?

— Война.

— Месяц назад вы знали это лучше меня.

Риттер умолкает.

— Вы давно были в Петербурге? — спрашивает он после паузы.

— Вы хотите сказать — в Ленинграде?

— Да. Для меня он остался Петербургом…

— А для меня это Ленинград… Был недавно.

— Ну и как? Как сейчас выглядит город?

— Обычно. Нормально выглядит. Воюет…

Я никогда не был в Ленинграде. Но мне не хочется признаваться в этом Риттеру.

— Я бы очень хотел побывать там, — говорит Риттер. — Это город моего детства. Последние дни я почему-то все время вспоминаю о нем… Мы жили на Екатерининском канале, возле Банковского моста. Желтый дом со львами. Рядом был большой сад. Я играл там в индейцев… Интересно, как там теперь…

— Во всяком случае, сейчас там не играют в индейцев. Мальчишки Ленинграда умирают от голода. А в дорогой вашему сердцу дом уже давно могла попасть сброшенная с «юнкерса» фугаска.

Больше Риттер не задает мне вопросов.

Грохот разрыва оборвал тишину. Взметнулась земля. Над выжженной степью летели грязно-серые бомбардировщики с черными крестами на хвостах.

Опять приснился этот проклятый кошмар… Я открываю глаза.

Риттер сидит у меня в ногах. В его глазах испуг. Значит, это не сон.