Кир Булычев - Искушение чародея(сборник)

– Да какая, господи, разница! – заявил в сердцах академик Окунь. Они только осваивались на новом месте, и он рассеянно бродил по общему залу, устроенному на одном из верхних «этажей» домодрева. То и дело касался пальцами гладких стен с причудливым, слегка мерцавшим узором. Запинался, рассеянно моргал, что-то все время записывал в рабочий блокнот. – Разницы, друзья мои, нет совершенно никакой! Нам дан уникальный шанс: вплотную познакомиться с бытом ависов. Лучше понять их! К чертям собачьим все эксперименты и соревнования! Мы же ученые – так давайте вести себя соответственно!

Сам он был в восторге от открывавшихся перспектив. Как прежде в Отеле, так теперь в домодреве академик изучал все вокруг: комнаты на каждом ярусе, устройство ребер-ступенек, сложную систему симбиотических связей…

Больше всего поражало то, с какой скоростью ависы «лепили» из подручных материалов новые формы и виды. Помимо домодрева для людей, они за пару дней создали на одном из холмов стартовую площадку для дельтаплана, а сейчас на юге выращивали новую домопущу и нечто вроде эстрады – как подозревал Павлыш, чтобы все «симпозиумы» перенести туда.

Главный вопрос, на который земляне ответа пока так и не получили: каким образом цивилизация ависов смогла добиться таких успехов в биоинженеринге. Ведь совершенно ясно было, что они не имеют ни малейшего представления о строении клетки, существовании ДНК и РНК, – да и как могли бы, при полнейшем отсутствии лабораторий, электронных микроскопов, мощных ЭВМ?..

– Подозреваю, – с восторгом заявлял академик Окунь, – мы и не поймем. Потребуются месяцы работы, друзья мои! Месяцы! А пока давайте просто наблюдать за происходящим, анализировать, делать выводы – и не отказывать себе в простой человеческой радости: смотреть на этот мир глазами изумленного ребенка. Ведь вокруг столько чудес! Слава, что вы хмуритесь? Ведь еще не так давно, на «Антее», вы готовы были пожертвовать ради научного подвига двадцатью шестью годами своей жизни.

Павлыш кивал, улыбался…

Тогда, думал он, у меня была надежда. Я был глупый и влюбленный, а сейчас – только влюбленный. И никакой надежды, абсолютно никакой. И даже работа не спасает.

На «Антее», к слову, хватало свободного пространства, и при желании ты мог избегать неприятных тебе людей. Спокойно отдаваться научному подвигу. А здесь, в домодреве, ты вынужден сталкиваться нос к носу… по сотне раз на дню… принимать как должное все колкости, все… это. И даже не знаешь, как себя с ней вести, она же не Лилит, не Медея – Снежная королева.

И все-таки иногда ему нравилось здесь. Он возился со зверьми, которых надарили вместе с домодревом ависы, и это было чертовски интересно. Юные Урванцы даже стали звать его «дядя Слава Айболит» – и это, пожалуй, ему тоже нравилось.

Стоя на смотровой площадке, Павлыш щурился, отбрасывал рукой непокорные волосы и представлял, что на самом деле никакого испытания нет и не было. Они просто повстречали собратьев по разуму и ищут общий язык – и разумеется, найдут, и таким образом обогатят друг друга…

Дельтапланы – оранжевый и серебристый – прошли над самыми верхушками домодрев, потом серебристый рванул в сторону холмов, туда, где они должны были приземлиться.

– Ну а что, – сказал Павлыш, – для первого раза неплохо.

Конструкцию подправили, чтобы Отцу было удобнее управлять, Домрачеев работал под чутким руководством Эммы, и Павлыш только удивлялся, как он терпит ее заносчивость и язвительность. Удивлялся и завидовал.

Серебристый плавно развернулся над холмом, оранжевый не отставал. На соседнем холме – видел Павлыш – стояли зрители: академик, вся семья Урванцов, Домрачеев; а над холмом парили, раскинув крылья, взрослые ависы. Солнце превратило их перья в самоцветные пластины: изумрудные, бирюзовые, яхонтовые.

Вдруг серебристый начал по спирали идти вверх, выше и выше. Оранжевый сделал круг над посадочным холмом, затем двинулся вслед за серебристым.

– Что за?.. – прошептал Павлыш. – Какого дьявола он?..

Серебристый чуть качнул крыльями, затем набрал скорость.

– Пленка! – заорал Павлыш. – Там же где-нибудь обязательно должна быть Пленка, курица ты безмозглая!

На соседнем домодреве из листвы выглянули три взъерошенных головы.

– Вам плохо? – спросила одна из птиц. Кажется, это была Вторая жена, Слава пока так и не научился их различать.

Он покачал головой:

– Мне – нет.

Серебристый дельтаплан поднимался все выше.