Владимир Малов - Я — шерристянин

— Наш недавно открыли, — сказал он коротко. — Раньше ведь часто бывало, что занятия спортом мешали учебе в школе и наоборот. Поэтому попробовали совместить и то и другое в одном учебном заведении… Понимаете, — начал потом он тихо, но, чувствовалось, с огромным внутренним напряжением, — в себе мне уже нельзя носить… Книга — это последняя капля… Я должен рассказать это кому-нибудь… Конечно, нужно было бы раньше, уже несколько недель назад, но я… Поверить в это действительно трудно…

От взгляда серых честных глаз по-прежнему ничто не могло укрыться. Снова и снова внимательно осматривали они меня и в конце концов засветились каким-то особенным озарением, как это бывает в тех случаях, когда человек принимает решение, сразу прекращающее мучительную и напряженную душевную борьбу…

И еще долго в тот день я и Миша Стерженьков никак не могли расстаться: много раз вновь становились в очередь к «чертову колесу», потом постреляли в тире, померили силы, ударяя молотом по соответствующему устройству, и наконец брели по улицам, направляясь к спортивному комплексу физкультурного техникума имени Марафонской битвы.

Миша Стерженьков рассказал мне все. И, прощаясь с Мишей у входа в спортивный комплекс, возле гипсовой статуи игрока в крокет, я чувствовал, как кругом идет моя голова, не вмещающая все эти совершенно непостижимые, превосходящие любую фантастику факты, на которых основывался его рассказ.

Но слишком искренним и правдивым был тон этого рассказа, неподдельное волнение звучало в голосе студента физкультурного техникума, чтобы я мог усомниться в том, происходило ли все, о чем он мне говорил, на самом деле. А кроме того, из своей спортивной сумки, на которой латинскими буквами написано было название футбольного титана «Torpedo», последнего победителя Межконтинентального кубка для клубных команд, Миша вынимал и потом снова прятал туда подтверждающие вещественные доказательства, и среди них…

Впрочем, не лучше ли будет, если все рассказать по порядку? Потому что Миша Стерженьков, излив наконец душу, затерялся среди теннисных кортов, футбольных полей, вертикальных стен для мотоциклетных гонок и сложных гимнастических хитросплетений.

Он не взял с меня слова хранить его историю в тайне, а она просто должна быть рассказана всем. И вот теперь, в сентябре 197… года, я сажусь за пишущую машинку, чтобы уложить беспорядочный и сбивчивый Мишин рассказ в строгие и последовательные повествовательные рамки, и, словно наяву, вновь слышу его голос:

«Вы понимаете, это бывает… Этот предмет я никогда особенно не любил… Мне, понимаете, теория техники толкания ядра почему-то вообще очень плохо давалась…»

К двенадцати часам дня Миша Стерженьков изнемог. Комната, в которой он готовился к ответственному зачету, стала казаться ему унылой, как теннисный корт под осенним дождем. Чугунные гантели и гири, сложенные в углу, словно налились тяжестью, много превышающей их истинный вес. Даже привычная ко всему боксерская груша, подвешенная в противоположном углу, выглядела съежившейся и поникшей.

Миша кончил занятия тем, что отчаянно обхватил голову руками и откинулся на спинку стула. Возможность что-либо воспринимать и усваивать, похоже, была утрачена навсегда. Закрыв глаза, Миша стал мечтать о тех временах, когда несовершенные методы обучения полностью себя изживут и только историки должны будут помнить о них по долгу службы. Хорошо будет, подумал Миша с глубокой тоской, когда вместо толстенных учебников изобретут какой-нибудь аппарат, мгновенно заряжающий мозг информацией.

(В деталях устройство подобного аппарата Миша Стерженьков быстро вообразил таким: над мягким, очень удобным креслом помещен был сферический колпак, от которого разноцветные провода тянулись к громадному металлическому сооружению, похожему на электронно-вычислительную машину. Себя самого Миша представил садящимся в кресло и подставляющим под колпак голову, а Спартак Евстафьевич Кваснецов, строгий декан отделения настольного тенниса, в это время закладывал в машину какие-то ролики, в которых аккумулированы были знания по всем дисциплинам, установленным программой. Потом замыкался рубильник и происходило следующее: сначала все собранное в роликах перекачивалось по проводам в колпак, а колпак затем надежно фиксировал знания в соответствующих мозговых клетках подставленной под него головы юного спортсмена Михаила Стерженькова…)