Ц. Цыбиков: Слишком много колдунов

— Нет, — сказал он после длинной паузы. — На ярмарку.

— Нам трактир нужен, — сказала старуха Койя. — А вокураторы разрешения не дают. Да, Лула?

— Оно и понятно, деревня у нас бедная, — согласилась Лула. — Вот если бы мы про тайник им сказали, или про полезных генералов, тогда б они сразу…

— Про генералов? — переспросил Питер.

— Ну да, — сказала старуха. — Про медь, кремень и других полезных генералов. Только тут их отродясь не водилось. Вот тайник бы был, да только нет его. И никто не знает, где ж его искать.

Питер нахмурился. Была в их речах какая-то двусмысленность. И ему кажется, или у старосты и правда лицо какое-то уж слишком спокойное?

— Никто не знает про тайник, — пропела старуха Койя. — Ни Жан не знает, ни Томилис, ни Лула вот тоже не знает. Ещё Клод не знает, и Жуж не знал, и Рене…

Томилис дёрнула за верёвку и сказала коротко «Пошли». Все трое, толкаясь и хихикая, стали протискиваться мимо Питера, который попытался было встать, чтобы пропустить их, но Томилис неожиданно надавила ему на плечо: сиди.

— Отведу их домой, — сказала она старосте.

— Отведи, отведи, — раздражённо бросил староста и отвернулся. Питер успел увидеть, что его было болезненно сморщено, и его осенило: да они же муж и жена! Сходство, приобретённое годами несчастливой совместной жизни, было очевидным.

Все трое затянули на ходу с уже привычной для уха слаженностью:

— Зима идёт, уже зима идёт!

Лошадка в поле больше не придёт!

Но Питер не услышал, что там случилось с этой своенравной лошадкой, потому что в руку ему твёрдо ткнулся небольшой острый предмет, а прямо над ухом кто-то еле слышно, но очень ясно произнёс:

— Спрячь и гляди в оба.

Аслан аль-Джазия стоял перед мобилем с равнодушным видом, что удавалось ему с огромным трудом. Хорошо, что он был смугл, и не было видно, как меняет цвет кожа его лица: общение с Клодом у него сразу не заладилось, ещё в деревне.

— Пусти меня, — повторил Клод нагло. — Разговор у меня к твоему начальству есть.

От него пахло пылью и потом.

— Не положено, — повторил и Аслан. — Нет от вас заявки на аудиенцию.

И помахал перед его носом пустым планшетом.

— Я от самого Лакона ехал, а ты!

— Так ты на ярмарку ехал, — парировал Аслан. — Так и иди туда.

Ярмарка занимала гигантский квадрат земли сразу за главными воротами Каркассона; шумела она уже не так, как днём, потому что через несколько минут закрывалась, но запахи мяса, рыбы, овощей, кожи, еды, деликатесов, приправ разной степени свежести и готовности заполняли всё вокруг — этот дух не исчезнет до утра и будет стоять здесь ещё неделю после.

Клод помолчал, на его лице отразилась мощная внутренняя борьба. Наконец она закончилась, и бородатый лаконец придвинулся к мусульманину, прошептал заговорщицки.

— Тебе, может, надо чего? Яйца есть, куры. — Он поколебался. — Вино. Пропусти, а?

— Скажи, что за дело, — велел ему Аслан, глядя прямо в его глаза.

— Разрешение нам надо, — сказал бородач без колебаний. — Нам без трактира никак. Загнёмся мы.

— Так не даст он вам разрешение, — ответил Аслан. — У вас там люди пропадают.

— Так это ж… — Клод запустил пятерню в бороду. — Это ж дело житейское. Зато чудовища шастают вокруг, а с трактиром путникам спокойнее будет. Может, и пропадать меньше начнут?

— Может, — согласился Аслан. — Но он не даст.

— Может, даст, — и бородач выразительно покосился на свою плотно набитую сумку. Аслан сделал вид, будто колеблется, огляделся. И задал самый важный вопрос, будто бы между делом.

— А этот… учёный-то уехал уже?

— Да как же уехал, — воскликнул Клод. — Он со старостой пировал, когда мы уезжали.

Питер сидел на единственном в комнате табурете и, подсев поближе к свече, крутил в руках штуку, которую ему дали старухи — он так и не понял, кто именно из них, но почему-то думал на Томилис. Штука больше всего походила на мастерок. Увесистая, при этом ощутимо тёплая, рукоятка. Изгиб ручки низкий, так что мастерок напоминал ещё искривленный широкий тупой нож или маленькую треугольную лопатку. В центре на рабочей плоскости был изображён круг, заключенный в две дуги; не сразу, но молодой человек сообразил, что это, скорее всего, глаз; под глазом были выведены три буквы, складывающиеся в подпись «MIT» — видимо, инициалы кузнеца или, скорее, знак мануфактуры. На обратной стороне обнаружилась тонкая инкрустация: незнакомый, очень сложный узор покрывал лопатку снизу целиком. На вид мастерок был новый, потому что им, похоже, ни разу не пользовались по назначению, но одновременно он был и совсем не новый, а очень, очень старый.