Эрнст Бутин - Лицом к лицу

— Ну вот, кажется, все, — Ольга придирчиво окинула взглядом стол. — Мы пойдем.

— Куда вы? Так нельзя, — Юрий Иванович поднялся, зацепив животом край стола. Качнулись рюмки, Лариса придержала их, а молодые даже не глянули. Они, выпрямившись, вытянувшись, почтительно смотрели на друга Владислава Николаевича.

— Извините, что я без подарка. Как-нибудь, при случае, исправлю промах, — Юрий Иванович взял услужливо пододвинутую стопку, кивком поблагодарил Ларису, а в голове мелькнуло: «Зачем вру? При каком еще случае?» — Очень рад с вами познакомиться. Вы такие славные, такие молодые, все-то у вас еще впереди. — Вздохнул и, выпив одним глотком, повелел: — Горько!

Рюмка в руках Ольги слегка плеснула; девушка опустила ресницы, повернула к мужу серьезное лицо и ткнулась в его губы вытянутыми в трубочку губами.

— Эх, разве так любимого целуют! — выкрикнула отчаянно Лариса. Выпила, рубанула удальски воздух ладонью. — Дай-ка я тебя, Юрий свет Иванович, поцелую хоть один раз в жизни. Вот уж горько так горько! — и потянулась всем телом через стол, обреченно закрыв глаза.

— Мама! — полным ужаса голосом простонала Ольга. — Извините ее, — молниеносно изобразила Юрию Ивановичу улыбку и снова зашипела, даже посерев от стыда: — Мама, прекрати!

— Ничего, дочка, я шучу, — мать уперлась кулаками в стол, опустила голову. — Идите, а то нехорошо: родню бросили, гостей. Они уже встали…

Юрий Иванович проследил за взглядом женщины, увидел бледные пятна лиц за стеклами окон и демонстративно посмотрел на часы: «06.30».

— Ого! Мне пора. Время.

— Сейчас пойдешь, — Лариса, не глядя на Ольгу, приказала раздраженно: — Иди, доченька, я скоро.

Юрий Иванович подождал, пока Ольга и парень выйдут из палисадника, скроются во дворе, и, повернувшись к Ларисе, почувствовал внезапно такую изжогу на сердце, такую тоску, что чуть не застонал.

— Давай-ка мы с тобой по полному, — предложил. — За нас.

— Лей, — женщина слабо дернула плечом. Она отрешенно смотрела в сторону, но когда Юрий Иванович, разлив водку, деликатно постучал стопкой по ее рюмке, встрепенулась. — Что это я раскисла? — удивленно спросила сама себя. — Ну и дела! — Чокнулась, отпила, вытерла ладонью губы. — Накатило что-то, вспомнилось. С кем не бывает, верно? — Она с мучительной гримасой наблюдала, как Юрий Иванович, морщась, нюхал корочку хлеба, и, когда он, облегченно выдохнув, повеселел, заметила обиженно: — Хоть бы пожевал чего, а то заглотил, как грузчик.

— Будь здорова! — пробормотал Юрий Иванович и, сконфузившись за эту необязательную, уместную лишь с собутыльниками, скороговорку, напомнил деловито: — Ты хотела еще что-то сказать про Генку, какое-то «во-вторых».

— Ах, Генка… — рука женщины замерла над столом. — Будешь еще есть? — Увидела, что гость отрицательно покачал головой, встала. — Пошли. Скоро семь. Нехорошо людей подводить.

Юрий Иванович удобно раскинул локти по столу. Хотя он и был до этого голоден — со вчерашнего дня не ел, — почувствовал, как всегда после выпитого, что аппетит пропал; стала таять и тоска, пока не пришла вместо нее, тоже как всегда, спокойная уверенность в себе. Ему хотелось сидеть так долго, попивать — благо есть что, рассуждать о жизни — благо есть с кем, порасспрашивать Ларису — вот новость, она, оказывается, любила его! Но, наткнувшись на строгий взгляд женщины, нехотя поднялся.

Лариса деловито прошла вперед и, когда Юрий Иванович, нагнав ее на улице, пристроился рядом, сказала равнодушно:

— Подлец он, твой Генка, Ольга-то ведь от него, — помолчала, глядя под ноги. — Я после школы никуда не поступила, пошла в торговлю. А он какой-то техникум коммунального хозяйства закончил. Вернулся. Ну и началось у нас все такое, — она брезгливо дернула губой, пошевелила пальцами. — Словом, забеременела я. Геночка сразу хвост дугой и прости-прощай. Знать меня не знает, ведать не ведает.

Юрию Ивановичу стало неприятно и как-то неловко.

— Да, тяжело тебе было одной, — постаравшись, чтобы голос звучал как можно сострадательней, посочувствовал он.

— Еще чего! — обиделась Лариса. — Ольга ни в чем нужды не знала. Да и я не в лаптях ходила, квасом с редькой не питались. В торговле жить можно, — хвастливо заявила, но сообразила вовремя, что слова эти некстати, не для этого разговора, и выкрикнула поспешно: — Не жалей ты меня, ради бога! Были у меня мужья, знаю им цену. Кого вытурила, кто сам ушел, а Витенька — помнишь Лазарева? — на мотоцикле разбился.