Бет Рэвис - Ярче солнца

Старший жестом подзывает Барти и сам отступает на несколько шагов назад, чтобы все внимание обратили на того.

— Я тоже хотел кое-что сказать, — начинает Барти через свой вай-ком. — То, что рассказал вам сейчас Старший, правда. Я был сегодня в этом шаттле и видел все своими глазами. И о том, что нужно оставить, он тоже правильно сказал. И… — Он с трудом сглатывает. — Меня придется оставить тоже. «Годспид» — мой дом. Я не хочу другого. Я остаюсь. И если кто-то хочет остаться здесь со мной — пожалуйста.

У меня отпадает челюсть. Оглядываюсь, ожидая, что люди удивятся или отнесутся скептически, решат, что Барти не в себе… Но не все… так считают.

Многие, похоже, согласны.

Они выбирают стены.

— А можно? — кричит кто-то.

— А это безопасно?

— Это самоубийство, — бурчу себе под нос, но ответить вслух смелости не хватает.

Старший пересекает пруд и подзывает к себе какую-то девушку. Она кивает и что-то говорит ему, то и дело кидая взгляды на Барти и толпу за спиной.

Наконец Старший снова обращается ко всем:

— Ученые считают, что корабль сможет функционировать еще по крайней мере в течение одного поколения. Может быть, и неопределенное время, если поддерживать биосферу и экономить энергию.

В толпе вспыхивают разговоры. Старший поднимает руку… и все тут же замолкают.

— Это важное решение. Что бы вы ни решили сейчас — пути назад не будет. Выберете вы остаться или улететь — ваше решение будет окончательным.

Он делает глубокий вдох.

— Но это будет ваше собственное решение.

На исходе дня Эми все-таки припирает меня к стенке на уровне хранителей.

— Ты же это не всерьез?

— Я не могу заставлять их лететь. — Отвожу плечи назад, пытаясь хоть немного расслабить напряженные мышцы.

— Это самоубийство! «Годспид» вечно не протянет — несколько поколений, и они все вымрут!

— Мы с Барти это обсудили, — говорю я, падая на один из синих пластиковых стульев, которые еще раньше притащил в Большой зал из учебного центра. — Когда корабль перестанет поддерживать системы жизнеобеспечения, они…

— Что? — кипятится Эми. — Массовое самоубийство совершат? Дружно закроют окна и выкрутят газ на полную?

Понятия не имею, что она имеет в виду.

— У Дока много пластырей разного действия. Черные…

— Убивают? — перебивает она с отвращением.

— Безболезненно, насколько это возможно.

Уронив руки, Эми начинает мерить шагами Большой зал.

— Это смешно, — говорит она. — Ты не можешь бросить их здесь! Их надо заставить лететь. Они убивают себя…

— Я разговаривал с учеными, — перебиваю. — Корабль не развалится за одну ночь. Энергии хватит еще как минимум на пару поколений.

— А потом?!

А потом — черные пластыри.

— Это их желание.

— Ты же командир! Прикажи им лететь!

Я жду, когда она перестанет носиться и посмотрит на меня.

— Эми, мне приходится учитывать не только твое мнение.

Она осекается, будто подавившись собственными словами, потом садится напротив.

— Сколько народу остается?

— Примерно восемьсот.

— Восемьсот! — Эми снова вскакивает.

— Примерно.

— Это…

— Больше трети всего корабля, — говорю я.

— Неужели они хотят умереть в клетке вместо того, чтобы жить на планете?

— Это их дом, Эми. Я знаю, тебе не понять, как «Годспид» может быть домом, но это так.

Она медленно садится обратно.

— Ты должен заставить их лететь, — отрезает она. — Но, — добавляет, стоит мне открыть рот, — я понимаю, почему они хотят остаться. Если никогда не видеть ничего другого…

— Эми, — прерываю я. — Нам придется позволить им решать за себя. — Касаюсь ее колена, и она снова смотрит на меня. — Но мы-то летим.

Ее лицо озаряет робкая улыбка. Эми наклоняется вперед, поставив локти на колени.

— О-о-о, Старший, тебе там так понравится! Целый мир без стен. Там так много… — тараторит она на одном дыхании, словно облегчение выплескивается из нее словами, — так много нужно увидеть. Деревья — огромные, высоченные, как башни. Ваш пруд… он такой малюсенький… а на планете будет океан. Облака. Небо… небо! И птицы. Ты увидишь птиц!

— Я видел птиц! — смеюсь я. — У нас тут куры.

— Нет! — В голосе Эми звучит музыка. — Это даже не настоящие куры. А я говорю про настоящих птиц! Которые так громко щебечут по утрам, что просыпаешься без будильника. Птицы, которые летают, пикируют и парят!

С этими словами она вскакивает, размахивая поднятыми руками, а потом, остановившись, смотрит на меня горящим взглядом.