Сергей Беляев - Истребитель «17-У»

— Помогите!..

— Спасибо вам, доктор. Я отлично вижу. Глаза мои совершенно не утомляются.

Бутягин, подняв лицо кверху, умоляющим взглядом посмотрел на доктора, только что снявшего с его глаз повязку. Тот шутливо погрозил пальцем:

— Я знаю, куда вы гнете. Опять читать до поздней ночи? Опять писать формулы? Разрешаю вам читать не больше двух страниц в день. Разумеется, только в течение ближайших недель. Глаза нужно приучать к работе постепенно. Я навещу вас…

Молодая девушка, стоявшая около кресла Бутягина, скромно предложила:

— Я могу приходить каждый день и читать вслух.

Бутягин обратился к доктору:

— Вот мой добрый гений. Ксения Георгиевна не отходила от меня все эти дни.

Ксения конфузливо отвернулась:

— Вы так расхваливаете меня за пустячную работу, что мне совестно…

Доктор стал искать свою шляпу:

— Сейчас я навещу нашего инженера. У него поражение глаз гораздо слабее. Возможно, что я ему разрешу выходить на воздух.

— А мне когда, на воздух можно? — как ребенок попросил Бутягин.

— Вы могли бы выйти и сегодня, но только опасайтесь ветра и пыли. До свиданья.

Ксения проводила доктора и вернулась в кабинет к Бутягину.

— Мы будем продолжать статью о действии синильной кислоты на растения? — спросила она, садясь на стул против Бутягина. Тот приподнял руку:

— Погодите немного. Дайте мне посмотреть на вас. Ведь вы оставлены при моей лаборатории сверхштатной сотрудницей? Разрешите мне сейчас поблагодарить вас за заботы обо мне. Я должен сознаться, что в лаборатории раньше как-то мало замечал вас. У нас были только официально-лабораторные отношения.

Бутягин перелистывал книгу, лежавшую перед ним на столе. Но было видно, что он это делает, чтобы скрыть какое-то смущение.

Румянец вспыхнул на щеках Ксении. Она серьезно и медленно ответила:

— С моей стороны, профессор, здесь не было никакого акта великодушия по отношению к вам. Все сотрудники лаборатории вас любят и уважают. Когда узнали об этом несчастьи, то местком поручил мне быть около вас в качестве сестры милосердия и секретаря.

Резко залился телефон. Бутягин нервным движением снял с рычага трубку:

— Алло! Кто у телефона?

Послышался шутливый баритон Лебедева:

— От имени Красной авиации приветствую тебя с выздоровлением, Николай Петрович. Мне разрешено двигаться. Сейчас сажусь в машину и мчусь к тебе. Могу тебя обрадовать…

В это время к телефону привязался кто-то третий:

— Квартира профессора Бутягина?

— Да, это я. Кто говорит? — спросил Бутягин.

Лебедев гаркнул:

— Кто мешает разговаривать!

— Это говорю я, Груздев… Когда увидимся?

— Приезжайте! — разом закричали Лебедев и Бутягин.

Через двадцать минут Лебедев уже сидел на диване и жаловался:

— Курить доктора мне запретили. Да и сам чувствую, что табачный дым теперь мне вреден. Придется бросить курить.

— Нет худа без добра, вы в прибыли, — невольно вырвалось у Ксении. Она хозяйничала у маленького круглого стола, где на спиртовке закипал чайник.

— Совершенно с вами согласен, многоуважаемый товарищ, — галантно ответил Лебедев. — Я наверное брошу курить. Но, пожалуй, не я один окажусь в прибыли, — усмехнулся он Бутягину и подмигнул на Ксению, расстанавливавшую на столике для чаепития три стакана и одну чашку.

Когда подъехал Груздев, приятели сели за стол.

— Итак, начнем, товарищи, — начал Лебедев, отхлебнув из стакана. — Во-первых, закроем окно. Не повторим прежней глупости.

Он встал и закрыл окно. Вернувшись к столу, он продолжал:

— А во-вторых, товарищи, всякое дело надо вести организованно. Ты, Бутягин, разрешаешь мне говорить при многоуважаемой гражданке? — любезно раскланялся в сторону Ксении Лебедев.

— Ксения Георгиевна помогала мне в работах, — сказал Бутягин. — Она в курсе дела.

— В таком случае все ясно. Эту неделю, пока я лежал с повязкой на глазах после нападения на нас «Утиного носа», я много думал. Нас всех навещали следственные власти. Они говорят, что пока нам раздувать этот инцидент не годится.

— Почему? — спросил Груздев, протягивая пустой стакан Ксении и прося ее налить еще.

— Очень просто. Это вам, дорогие товарищи, первое предупреждение… за ваше отношение к делу советского строительства и изобретательства. Разберем-ка все с самого начала. Скажи мне откровенно, Бутягин, зачем ты ездил в командировку?

Бутягин пожал плечами: