Елена Клещенко - Эликсир от бессмертия

Это было прекрасно — орать на него. А потом силой отводить его руки от лица, целовать в зажмуренные глаза... пока не вспыхнул свет и в комнату не вбежали спасатели. По его пульсу и адреналину подумали, что здесь будет как минимум инфаркт.

Больше ничего прекрасного не ожидается. Из компании меня уволили, черная метка в медицинской карте обеспечена, на штраф придется работать пару ближайших лет. Если будет ребенок, мне его не оставят. Как реагируют мама с папой, не знаю и знать не хочу. Хорошо, что письма пока отсекают.

Я только про одно сейчас думаю. Ведь он обрадовался, что я не исчезла. В смысле, первые четыре секунды, пока до него не дошло: вздохнул, улыбнулся и обнял меня за плечи. Может, он... Нет, об этом не надо. Но, может, он хотя бы не станет взыскивать компенсацию за моральный ущерб?

Утреннее солнце светило сквозь кроны, грело затылок и спину. Сразу стало легче идти и дышать. Ночью было холодно — зверски, до судорог в мышцах, будто сентябрь, а не июль на дворе. Или, может, Вит так ослаб после всего, что случилось с деревней и с ним.

С тех пор как он надел кольцо, прошло много времени, полночи и утро. Но он не рискнул уходить, пока небо не забелело. Знал, что к деревне псы не сунутся — чуют беду, сволочи, и боятся. Сидел под дубом, сжавшись в комок, сунув руки под мышки и натянув на колени меховую безрукавку, и все равно трясся крупной дрожью. На ходу ему полегчало, зато пальцы от холода занемели. А потом и солнышка дождался. Вот и ладно. Ноги у Вита длинные, впереди целый день. За один день с голоду помереть нельзя, а вечером он будет у входа. Тьфу-тьфу, чтоб не сглазить.

Между стволами берез завиднелись густые заросли отравника. Вит обрадовался, будто поляне с грибами. Когда он выспрашивал у Айгена, как добираться до того входа —на всякий случай, мало ли, — Айген десять раз ответил, что Виту ходить туда не надо, и не будет надо, и не может быть надо, а на одиннадцатый фыркнул, махнул рукой и сказал: «Ну уж если, чего доброго, придется, двигай вдоль Бурого ручья, это самое простое. То есть не вдоль, там берег отравником зарос, а рядом. Вниз по течению. Ручей выведет».

Натянув рукава рубахи на кулаки и стараясь дышать пореже, Вит проломился сквозь отравник. Зубчатые листья закрывали небо, зеленая стена казалась непреодолимой, но толстые мохнатые стебли, если их придавить ногой, с хрустом ломались. Главное, чтобы по лицу не хлестнуло.

Точно, вот он, Бурый ручей, катит прозрачную воду по ржавым камешкам, посверкивает на солнце. Вит сначала напился — во рту, оказывается, пересохло, — потом сорвал травинку, бросил в ручей. Ага, туда.

Из зарослей он выбрался благополучно, не обжегся ни разу, и в груди не зачесалось. И под ногами появилось что-то вроде тропинки: пролысины в траве. Значит, люди ходили! А что редко ходили, так это понятно.

Вит прибавил шагу. Над головой у него то и дело перелетали стайки синичек, перезванивались, будто денежки пересыпают из горсти в горсть. Он не то чтобы повеселел, но как-то забылся на ходу и чуть было не запел в голос: «Кора-аблик поднял якоря...» И тут же осекся. Спятил, что ли — петь в Хозяйском Лесу.

Справа от тропы начался малинник. Спелые, налитые соком ягоды попадались редко, больше было зеленых и розовых, но Вит обрывал все, какие отделялись от стерженьков, и горстями запихивал в рот.

Впереди, совсем близко, что-то прошуршало. Хрустнула ветка.

Забыв дожевать малиновые зерна, Вит замер и прислушался. Все было тихо, только ветерок шелестел и птички как ни в чем не бывало продолжали петь. Но кто-то там все-таки есть! Волк или пес, или... еще кто-нибудь. А я, считай, голый, как демонская задница, всего оружия — нож в кармане.

Вит прочистил горло и громко, отчетливо произнес первый ключ. Он не было уверен, работает ли здесь первый или пришло уже время для других. — «А чего ж не проверил, болван?» — поинтересовался ехидный голосок в голове.

— Не надо! — тоненько вскрикнули впереди. У Вита отлегло от сердца.

— А ты вылезай, нечего прятаться! — строго приказал он. — Ну?

— Куда вылезать?

— На тропинку.

— Куда?!

— К ручью, от тебя вправо.

В малиннике снова захрустело. Выбравшись первым, Вит посмотрел, как она продирается сквозь колючие стволики, и не сдержал ухмылки. Наконец девчонка встала перед ним. Глядит настороженно, теребит подол безрукавки из пестрого кошкиного меха. Юбка бурая, рубашка тонкого полотна, в мелкую складочку. Ткачихи у пореченских — мастерицы. «Были», — уточнил поганый голосок.