Ярослав Веров - Хроники Вторжения

– Где там?

– В космосе, блин!

Тут, к счастью, в дверь позвонили. Явился человек из комитета, в единственном числе явился. Был он грустным и сухопарым, средних лет, с сединой, в костюме где-то даже потрепанном. Мне с первого взгляда подумалось – холостяк и тяготится одиночеством.

– Добрый вечер, – поздоровался человек из комкона, – это вы звонили по поводу контакта?

– Я, – отвечает Сеня. Берет гостя за пуговицу и тянет в мой кабинет. – Садись, бери вот это в левую руку, вот это в правую. Давай, пиши.

– Что писать?

– А оно само будет писаться! – добродушно, как сенбернар, ухмыляется друг Сеня.

Комконовец крепок оказался. На Сенин напор не обратил никакого внимания. Взял те листочки, что мы пообписывали. Очечки на нос водрузил и углубился в содержание.

Прочитал, отложил листики и, как ни в чем ни бывало, спрашивает:

– Так. Вы утверждаете, что это контакт?

– Я ничего не утверждаю! – с вызовом отвечаю я. – И вообще, не мешало бы хотя бы представиться!

Комконовец хмыкнул и пустился в обширные объяснения. Из которых я узнал, что гостя величают Игорем Мстиславовичем, что ему, как правило, приходится иметь дело с душевнобольными, а потому на слово он никому не верит, равно как и написанному, причем последнему не верит даже больше. Подробно перечислив известные ему психозы и фобии, он, наконец, замолчал и выразительно на меня уставился.

– Вы что это? Мы с коллегой – писатели!

– Людям вообще свойственно писать...

Он произнес эту фразу с таким выражением, что я засомневался в себе. Черт его знает, может писательство – это род психоза, так сказать, недержание и все такое? Одним словом, я растерялся.

Выручил Сеня. Мрачно выслушав комконовца, он веско и побудительно произнес:

– Ты, уважаемый, беседуешь со знаменитым писателем Татарчуком, лауреатом государственной премии.

Гость вопросительно глянул на меня.

– Я, я – лауреат, понял? – ткнул себя пальцем в грудь Сеня. – Ты давай, бери карандаш. И вперед.

Игорь Мстиславович недоуменно пожал плечами – подозреваю, что он твердо уверился в нашем психическом неблагополучии, – и взялся за «Кох-и-Нор».

Рука его мелко-мелко побежала сыпать буковками. Я усмехнулся себе в желудок и приставил к листу зеркало. Сеня зачитал:

– Придурок! Что бы ты себе там ни думал, мы существуем! Мы могучая и великая цивилизация Дефективных! Ты, ничтожный прямоходящий царек природы, ты не уверен даже в тех двух придурках, а лезешь в контактеры! Что ты можешь нам доложить такого, чего мы не знаем, идиот?

Упорный братишка оказался этот комконовец. Не поверил! Как саданет себя в челюсть правой. Аж голова мотнулась. А левой хоть бы хны – продолжает, бляха-муха, строчить. Сеня читает:

– Ха-ха-ха! Может, еще разок, млекопитающее?

Левая рука, не выпуская карандаша, хвать комконовца по лбу и обратно на лист. Сеня как заржет, но прочитал:

– Это не мы, придурок гребаный! Мы недоразвитых цивилизаций по лбу не хлопаем! Нервы у вас, гуманоидов, недоразвитые, как и вы сами.

Я думал, что после такого удара комконовец со стула слетит. Но, крепкая голова – не только не слетел, а еще успел и решение принять:

– Давайте, лучше вы контактируйте. В мои обязанности входит наблюдение.

Я вздохнул и принял карандаш: все-таки я здесь хозяин, и это со мной они на контакт вышли. Кажется, я впервые подумал о Дефективных всерьез.

«Мы ему ультиматума давать не будем! Молокосос не достоин. А ты чего? Тушуешься, негодяй?»

«И не думал, – отвечаю. – Вы, понимаете, какие-то неконкретные».

– Вот-вот, – проскрипел над ухом Игорь Мстиславович. – Напишите им, пожалуйста, так – чем вы докажете свое инопланетное происхождение? Понимаете, – пояснил он Сене, – очень может быть, что мы стали жертвой испытаний психотропного оружия...

«А мы сейчас тебя диссипируем! Сфотографируем, а потом обратно соберем. Хочешь не-жильцом побыть, мозгляк?»

– Э-э, нежелательное развитие диалога, – пояснил мне комитетчик.

– Ну, на вас не угодишь, – отвечаю. – Вы же потребовали доказательств. По-моему, инопланетяне логичны.

Сеня довольно хмыкнул и панибратски хлопнул комитетчика:

– Ты конкретно определяйся. Ты типа лакмусовой бумагой поработай. На благо цивилизации, а как же!..

Тот скривился, наверное, хотел что-то возразить. Но не успел. Я вот не могу наверняка сказать, – была вспышка или нет; Сеня, например, ее видел, – но только комконовец вдруг хлопнул себя по карману и достал из него фотокарточку. А на фотокарточке той – мой кабинет, я, Сеня, письменный стол, на столе обширное бурое пятно, а из пятна голова Игоря Мстиславовича высовывается. Некрасивая картина.