Кирилл Юрченко - Люди в сером 2 - Наваждение

— Ха!

Он извлек оттуда маленький граненый стакан и графинчик, в котором плескались остатки прозрачной, цвета бледного чая жидкости. Он осторожно понюхал стакан и горлышко графина.

— Похоже на коньяк.

— Горе заливает, — разочарованно кивнул Вольфрам и достал из кармана прибор. Индикатор на нем светился красным, подсказывая, что испытуемый выпал из зоны воздействия. — Надо было использовать более тонкую подстройку.

— Кто ж знал, что он пьян!

— Я начал догадываться, — чувствуя за собой вину, ответил Волков. — И как теперь быть? Я хотел задать ему еще кучу вопросов.

— Подождем, — сказал Анисимов и посмотрел на часы.

К сожалению, помимо особенностей настройки, у прибора был еще один существенный недостаток — поскольку он вовсе не раскрывал память «клиента», приходилось задавать наводящие вопросы, и всегда оставался шанс выпустить из внимания что-нибудь важное. Поэтому, пока Дымов находился без сознания, Вольфрам спешно продумывал план дальнейшей беседы. Но никаких толковых мыслей в голову не лезло.

Минут через десять томительного ожидания, Дымов начал проявлять признаки жизни. Разлепив веки и подняв голову, он уставился на гостей. Его взгляд был испуганным, как будто он осознал, что никогда в жизни не видел сидевших перед ним людей. Вольфраму неизбежно пришлось снова задействовать прибор. Наученный прошлым опытом, он как можно плавней добавлял мощность. Настроение Дымова менялось на глазах.

— Извините. Кажется, я позволил себе немного лишнего.

Дымов снова хотел рассмеяться, но под строгим взглядом Анисимова передумал.

— Кто еще мог знать о работах Кулагина, кроме нас с вами? С кем из сотрудников у него были тесные отношения? — перешел к вопросам Вольфрам.

Дымов скривился, из чего следовало — ни с кем.

— Он же нас всех за ученых-то не считал… Я ведь как думал. Что его кандидатура самая подходящая — нелюдимый, как Герасим… Ну, я и посчитал, что это хорошо в плане секретности. Но кто ж знал, что он так подведет и вас и меня?..

Далее, отвечая на вопросы Вольфрама и Анисимова, профессор начал выкладывать все, что в обычном своем состоянии никогда не доверил бы чужим людям.

Насколько теперь знали агенты «Консультации», Кулагин оказался довольно сложной личностью, не слишком симпатичной и вдобавок по-настоящему одержимой. Этакий классический мизантроп, отшельник, упивающийся своей гениальностью и презирающий обычных смертных. Но в плане ума это был, конечно, выдающийся человек. На его работах, по сути, держалась институтская верхушка, не исключая директора, профессора Дымова. Кулагин буквально фонтанировал идеями и раздаривал их всем подряд, лишь бы не мешали работать, как ему надо: таким образом он откупался от всяческих собраний, субботников и прочих обязаловок, вменявшихся каждому сотруднику. В институте Кулагина недолюбливали за высокомерие, но не удивительно, почему написали такой пышный некролог, не только из-за регалий — ведь на его подсказках выросла целая плеяда дармоедов, дальнейшая научная судьба которых теперь попадала под большой вопрос. Как будто в отместку за скоропостижную смерть, не входившую в их планы относительно Кулагина, институтские коллеги даже не удосужились приехать на кладбище. Обошлись некрологом и недолгим прощанием в ритуальном зале. У могилы набралось от силы десять человек, все — родня, пришедшая почтить память непутевого родственника.

Кое-что Дымов рассказал и о последней работе Кулагина. Выходило так, что Дымов принимал агентов «Консультации» за неких когда-то явившихся к нему таинственных заказчиков, которых в свое время свел с ученым. В чем же конкретно состояла задача Кулагина, он понятия не имел — его не посвятили. О том же, что в результате получилось, не знали и сами заказчики. Иначе бы не оставили Дымову на изучение записи, взятые из квартиры ученого. Агентам оставалось радоваться, что «заказчики» не забрали все бумаги, очевидно, им и в голову не приходило, что еще кто-то проявит к ним особый интерес.

— Мы вынуждены забрать у вас эти бумаги, — твердо сказал Вольфрам, показывая на листы.

— Да, конечно, они же ваши, — с легкостью согласился Дымов.

— Ну, а что, все-таки, могут означать эти записи?

— Ах, если бы я знал!

— Когда Кулагин принес вам эти документы?

— Да буквально перед смертью.

— Какие странности в поведении Кулагина вы замечали в последнее время? — Вольфрам продолжал сыпать вопросами наугад, надеясь на какую-нибудь зацепку.