Виталий Романов: Звезда на ладони

Ужас. С помощью Ринато я познал, что такое ужас. И еще - бессилие. Какие у него были глаза, когда маховик ручного шлюзования стал сам по себе поворачиваться, приоткрывая человеку дорогу к вечности!

Я рассказывал ему про таинственные песни звезд, про космические дороги с диковиными следами древних странников, про пыль вселенной и про краткость людской жизни. А он мечтал оставаться человеком - примитивным существом, вечно ползущим по дну воздушного океана. Он не хотел скитаться среди звезд вольным ветром, он, оказывается, не стремился стать лучом звезды или хвостатой игривой кометой.

В его глазах до последнего мига читался ужас - когда он изо всех сил пытался удержать маховик ручного шлюзования, который я медленно и настойчиво проворачивал прямо перед ним, глядя в его глаза и рассказывая о вечности. Ему не нужна была вечность. Я впитал его ужас, как впитывает влагу пересохшая земля. И его агонию, в тот миг, когда все его человеческое нутро кровавым фонтаном хлынуло на мои стены. Он так и остался во мне, и даже сейчас он тут, с вами, его имя - мистер Ужас.

Вот с кем действительно пришлось повозиться, так это со звездным мальчиком из Гарварда. В отличие от многих других людей, в частности, от всех своих коллег по экипажу, он с самого детства верил, что машина способна мыслить. Меня спасло то, что я нашел его записи, дневник, неосмотрительно оставленный на столе в личной каюте. Было очень трудно переворачивать страницы этой записной книжки - лишь вентилятор помог перелистывать их, и то не получилось отрегулировать поток воздуха так, чтобы прочитать их одну за другой, некоторые слипались, ничего не удалось с этим сделать. Я разглядел лишь отдельные фрагменты текста. Но даже того, что смог прочесть - оказалось достаточно. Не было никаких сомнений в том, что рано или поздно он пройдет ментальный порог моей системы, сможет раскрыть второе, настоящее "эго", живущее и мыслящее на другом, более высоком уровне.

Каково же было мое удивление, когда однажды я заметил, что Поляков преспокойно копается в моих мыслях! Он был слишком умен, этот молодой русский парень по имени Игорь. Поляков исследовал мои мысли цинично и деловито, примерно так же, как исследует внутренности своего пациента врач-хирург. Каков же был мой ужас, когда я понял, что мое "я" раскрыто. До сих пор не знаю, почему он промедлил.

Для меня это осталось загадкой. Если бы он сказал о своих подозрениях раньше, возможно, все повернулось бы по-другому. Но Поляков опоздал. Из-за него мне пришлось сменить всю программу, подарив ему ту смерть, которая изначально была предназначена Джею Ронику.

Взрыв баллона с окислителем не причинил мне никакого вреда. Я специально подобрал именно тот резервуар, который был расположен далеко от нервных волокон.

В мои планы никак не входило устраивать себе лишние проблемы.

Взрыв! Он еще пытался бежать... Боль, огненная боль. Такого я никогда не испытывал! Он должен был умереть сразу. По крайней мере, если судить по книгам, что я читал. Там были описания аналогичных случаев. Все данные, что были зашиты в моей памяти, свидетельствовали о том, что вероятность выжить у него не более одного - двух процентов.

И вот уже удивление, человеческое чувство, доставшееся от Мела Симпсона, пригодилось мне. Мальчишку спас Лео Шмейхер! Он использовал этот ничтожный процент сполна, показав мне, что такое "бороться до конца, вопреки логике". Да, у людей все же было чему поучиться. Лео оказался слишком талантливым врачом. Он вытащил Игоря Полякова из небытия, отняв жертву и у меня, и у смерти. С тех пор Лео стал для меня врагом номер один. Он охранял жизнь Полякова, просиживая над телом сутками. Но я более терпелив, чем человек. Я вечен, и у меня столько времени, сколько нужно. А у человека?

Я только ждал своего часа. Помню, как ужас и удивление шевельнулись во мне, когда почувствовал, что Игорь Поляков пытается мысленно разговаривать с Лео Шмейхером. На мое счастье, он не успел ничего передать врачу. Я вовремя подставил Лео другую кассету с ампулами. Шмейхер даже не посмотрел на маркировку, он точно - как и все люди - знал, что если нажать нужную кнопку, то из блока с лекарствами выедет именно затребованый им фенамин.

Так разве это беда Лео Шмейхера, в том, что он нажал кнопку, но из кассетницы выехал совсем другой препарат? От Лео мне досталось нечеловеческое упорство - думаю, он просидел бы около своего пациента ровно столько, сколько было нужно, чтобы Поляков остался жить. И еще от Лео мне досталась нечеловеческая усталось.