Мария Ермакова - Хозяйка

— Сейчас же везите в реанимацию, — сказал доктор, делавший процедуру. — Я наверх позвоню лечащему.

Старика переложили на каталку и повезли на другой этаж. Снова долго ждали грохочущий, медлительный грузовой лифт. Пациент уже не стонал. Лишь тихо звали обметанные губы чертову Сашеньку, которой не было рядом.

— А карта где? — грозно спросил заведующий отделением реанимации, едва бросив взгляд на затихшего старика. — Без карты не приму!

— Да вы посмотрите на него, — взмолилась Татьяна, — ему же плохо совсем! И в гастроскопии сказали…

— Не имею права принимать без карты! Идите за картой.

— А он?

— Вот сюда, в коридор откатите, и бегите.

Молчаливый санитар уже поставил каталку у стены и отправился восвояси. Татьяна тихо провела ладонью по запавшей щеке старика, и со всех ног, по лестнице, не дожидаясь лифта, бросилась на свой этаж. Лечащей докторицы опять не было. Пока Татьяна ее искала, мечась по всему отделению и соседним этажам, пока та курила и писала заключение, прошло около сорока минут. Когда Татьяна, взмокшая и на грани истерики, принесла карту заведующему, то первое, что увидела в коридоре — белую простынь, наброшенную поверх каталки.

После она долго сидела в коридоре на корточках у стены — рядом с ним. Не плача, молча, глядя в пол. Не отреагировала даже тогда, когда заведующий отделением реанимации, пряча глаза, вытащил у нее из рук злосчастную карту и ушел писать заключение о смерти. Потом она выплачется — в сильных объятиях Артемовых рук, под теплом его губ, стирающих ее слезы. А сейчас было больно и холодно. Холодно, словно не старик, а она сама лежала под белым саваном простыни у стены, покрашенной в серый цвет.

Глупо говорить самой себе, что такого не должно случаться. Ведь оно все равно случается. Глупо размахивать флагом милосердия, называть убийцами тех, кто давал клятву спасать жизни. С навешенным ярлыком они не перестанут носить белые халаты. Но, — твердая уверенность крепла в ней, горячими волнами растекаясь по сердцу, словно то, внутреннее кровотечение, — она обязательно посетит мир Майрами и узнает, кто такой Туманный Айсберг, стирающий своих детей с лица земли за раны и болезни. Станция подчинилась ей. Станция переносит ее туда, куда она пожелает. Пусть пока Татьяна не разобралась в том, почему и как это происходит. Но она была уверена, что Э запомнил это ощущение «горячего сердца», поставил в списке своих неведомых маршрутов галочку и доставит ее на Майрами, как только она будет готова.

Биоморфор вдруг замолк, тишиной, словно ножом обрезая ленту мыслей. В камеру окончательной обработки упало что-то тяжелое. Татьяна осторожно открыла дверцу, выдвинула платформу и застыла.

В дверь в очередной раз просунулся Ту-Гак.

— Док… — начал было говорить он, и замолк, разглядев то, что лежало на платформе.

На них весело смотрела мохнатая голова оруха, из-под верхней губы которого полз вниз, достигая края подбородка, и светился в полумраке помещения, новенький, острый и белоснежный клык Ту-Гака.

Раздался грохот.

Татьяна недоуменно повернула голову, увидела торчащие в дверном проеме ноги ту, хлопнувшегося в обморок, и бросилась к нему. Ту-Гак с трудом открыл мутные глаза.

— Доктор, — слабо сказал он. — Что это было, доктор!

— Все хорошо, друг мой, — Татьяна погладила его по шерсти между ушами, — у нас все получилось! Пойдемте, выпьем чаю и начнем процедуру. Ну, вставайте, обопритесь на меня…

Неожиданно Ту-Гак захохотал. Она недоуменно посмотрела на него.

— Сам встану! — отодвинув ее, пояснил ту. — Я вас раздавлю!

Она все же заставила его положить лапу ей на плечи. Так, в обнимку, ту и человек пошли прочь.

Голова оруха слепо смотрела им в след, торчащий клык струил нежное сияние, рождая призрачные тени, которые танцевали на платформе биоморфора.

Пока Ту-Роп и Ларрил отпаивали Ту-Гака чаем, Татьяна вернулась к биоморфору, не без труда оттащила голову оруха в операционную и извлекла врощенный в пасть животного клык. Штифт был выточен двухкорневым, как и настоящий зуб. Уже зная о способности кристалина прорастать нервной тканью и надеясь на его мощные регенерирующие способности, Татьяна не сомневалась в том, что достаточно скоро ни одно исследование не сможет установить истинное положение вещей.

Итак, клык был извлечен, простерилизован и ждал своего часа на подушечке, пропитанной физраствором. Ту, уже умело загрузившегося на платформу, Икринка втянула внутрь. Процедура повторилась вновь, только в обратно порядке. Разрезав десну, Татьяна установила штифт, поддерживая его в правильном положении до тех пор, пока два глубоких хода не начали заполняться гранулятом мягкой ткани. Вросший клык пришлось немного подточить по бокам, чтобы сделать зубной ряд идеальным. Спустя полчаса Татьяна Викторовна с умилением смотрела на спящего ту и любовалась своей работой. А спустя еще час сам Ту-Гак разглядывал себя в зеркало и восхищенно цокал языком. Затем он, неожиданно, подхватил Татьяну Викторовну и принялся подбрасывать под потолок, не взирая на ее просьбы, угрожающе-одергивающее рыканье Ту-Ропа и звонкий смех Ларрила. Его счастье, что Бима не было рядом.