Мария Ермакова - Хозяйка

Ремни безопасности мягко притянули Татьяну Викторовну к креслу. От пришедшей мысли ее затрясло.

— Э, — в панике воскликнула она, — а где мы приземлимся? Надо подальше от людей! Ты в курсе?

Картина МОД, приземляющегося где-нибудь на окружном шоссе и становящегося виновником многочасовой пробки, ясно предстала перед глазами, вызвав нервный хохот.

Сжалившись, Управляющий Разум убрал голографическое изображение звездной карты, поместив вместо него картинку пригорода, явно украденную у какого-то спутника. Камера наплывала на город, вырастали дома, но камера, не останавливаясь, летела дальше — в сторону поста ДПС, за него, вдоль шоссе, свернула в лес, где находилась небольшая поляна, глухо окруженная со всех сторон кустарником и деревьями. От нее идти до шоссе минут тридцать по метрике Земли — прикинула Татьяна. Через СЭТ Управляющий Разум удержит ее на курсе, чтобы не заплутала в лесу.

Затаив дыхание, она наблюдала воочию, как внизу поля раскидывают заснеженные крылья, лес темнеет далеко уходящим чернильным пятном, вдали вырастают дома, а по шоссе, вдоль которого бесшумно летел МОД, скрытый режимом мимикрии, ползут маленькие смешные автомобильчики. Спустя несколько минут корабль совершил вертикальное приземление на означенной поляне, даже не задев ветви деревьев. Судя по ворвавшемуся внутрь стылому земному воздуху, пахнущему сырым деревом, мокрой, засыпающей землей и прелыми листьями, люк отрылся.

Татьяна Викторовна покусала губы, не находя в себе сил подняться. Потом буквально вытолкнула себя из кресла, опершись мокрыми ладонями на подлокотники, и выйдя из МОД, остановилась на краю люка. Было прохладно — около нуля по Цельсию, в лесу ворковали бесконечные сквозняки, которые на открытом пространстве грозили превратиться в промозглый осенний ветер.

Татьяна застегнула куртку, затянула резинки капюшона потуже и ступила на мокрый ковер из еще зеленой травы и гниющих листьев. Снега было немного — видимо, не случалось в этот последний месяц осени сильных снегопадов и морозов, как тогда, когда погиб Артем.

Через полчаса она голосовала на шоссе, стараясь не думать про маньяков. Через час сорок, запрокинув голову, стояла у ажурных ворот кладбища и смотрела в быстро темнеющее серое небо.

У входа никого не было. Калики перехожие разбежались кто куда от холодного ветра и снежной крупы, посыпавшейся час назад из прохудившегося облака. Цветочные палатки были закрыты, на фанерных ящиках поскрипывали облезлые замки, скрывающие неправдоподобную восковую яркость могильных букетов.

Тихой тенью, спрятавшей руки в карманы, она проскользнула в ворота и повернула направо. В аллею номер четыре.

Многие памятники казались давно заброшенными. Куски штукатурки валялись среди заросших сорняками участков, истершиеся портреты смотрели вслед безглазо, словно провожали слепыми бельмами из-под насупленных кустов. Вот и могила номер четыреста сорок шесть. По сравнению с другими было видно, что памятник новый — всего-то около пяти лет прошло. Но пыль покрывала его ровным слоем, отчего овал фотографии казался не белым, а серым. Серое на сером. Любимое лицо — чужое, не похожее. Разве только улыбкой…

Татьяна опустилась на колени прямо в грязь рядом с могилой и, плача, провела ладонью по фотографии. Где-то глубоко в сознании зазвучал и окреп тоскующий голос, умевший петь без слов, но так, что душа понимала. Первая певунья Влажного легиона тянула бесконечную прощальную песню, которую могло услышать любое из существ — ушедших по звездной дороге или оставшихся провожать:

Спустя долгое время Татьяна ощутила, что совсем заледенела на промерзшей земле, и это привело ее в чувство. Она поднялась, даже не пытаясь отряхнуть промокшие, грязные брюки. За соседним памятником позаимствовала тряпку и веник, протерла черную глыбу от пыли, собрала старые листья и сломанные ветки, поотрывала головы сорнякам. Наклонившись, коснулась губами холодного лица Артема на фотографии. И поспешила прочь, не оглядываясь, туда, где под дверью виднелась полоска света, а на фоне уже совсем темного неба не блестели кресты.