Сергей Рощин: Верная возможность

На шум никто не прибежал - спасибо Валере с его самонадеянным "справимся сами". Убедившись, что представители государственных органов больше не хотят неприятностей со стороны прессы и не шевелятся, я быстренько сгреб со стола все свои вещи и распихал их по карманам. Моей зажигалки среди них почему-то не оказалось, и я забрал чью-то лежавшую рядом.

После этого я разрезал обнаруженным в кармане у опера складным ножом джинсы - между ног - и сделал несколько растяжек. Теперь я был готов к бою.

Рывком распахнув дверь, я узрел стоящего прямо напротив нее сержанта с короткоствольным автоматом. Менее всего на свете он ожидал увидеть меня и еще меньше этого - мою любимую левую ногу, бьющую его прямо в живот.

После этого раздумывать было уже некогда - я сразу же рванул по коридору в сторону сарая. Как только я завернул за угол, позади меня раздалась автоматная очередь. Я тут же услышал шум, произведенный осыпавшейся штукатуркой.

Через мгновение я был уже на складе. Там копошились какие-то люди в штатском и стоял вооруженный омоновец. Единственным источником света в помещении являлась настольная лампа, подключенная к удлинительному шнуру. Я с ходу ударил ее ногой и она погасла.

Решив, что теперь внутри помещения стрелять не будут, боясь попасть в своих, я, не таясь, бросился к открытому окну - дальнему от меня. Открытые проемы слегка выделялись на фоне пока что еще абсолютно черных для моих "не переключившихся" глаз стен.

Окно располагалось высоко над полом, и даже мне со всем своим стадевяностосантиметровым ростом потребовался очень мощный разбег, чтобы зацепиться за нижнюю раму. При этом в ладонь мне вонзился гвоздь и я с трудом сдержался, чтобы не закричать.

Мой выбор дальнего окна оказался верным - в тот момент, когда я начал переваливаться на другую сторону, застучал автомат, и очередь просвистела как раз сквозь другую глазницу.

Упав на траву, я перекатился подальше от окна, через которое выбрался и вскочил на ноги. Единственный путь, которым я мог выскользнуть со стадиона - через стену. Все выходы наверняка охранялись.

До стены было метров сорок, но бежать прямо к ней было бы самоубийственно - отслеживать наиболее тщательно будут именно здесь, и я помчался влево от себя, по ходу продвижения постепенно забирая вбок.

Метров через сто я приблизился к стене, точнее - трехметровому решетчатому забору с угрожающе торчащими наверху пиками. Я полез. С той стороны, откуда я прибежал, доносились голоса и беспорядочные выстрелы.

Что же, если они все там друг друга перестреляют, то это будет достойным завершением сегодняшнего вечера, - решил я.

В этот момент я как раз добрался до верха, и одна из пик попала прямо в дырку, которую я самолично проделал в своих штанах. От полученных неожиданных ощущений я заорал благим матом и полетел вниз. Пика задержала мое падение, распоров штанину и больно расцарапав ногу. Но благодаря ей, я, по крайней мере, не расшибся, падая с трехметровой высоты, а только еще раз пребольно ударился своей многострадальной головой.

Поднявшись с земли, я поморщился от боли, положил правую руку себе на черепок, чтобы гудящие мозги не выпрыгнули из него, и побежал через дорогу - в сторону темного городского парка. Далеко убежать, однако, мне не удалось, - когда я уже добрался до тротуара на противоположной стороне улицы, кто-то выскочил из подъехавшей с выключенными огнями машины и сбил меня с ног.

Единственное, что я успел сделать - это заехать этому типу левой рукой в лицо, за каковой поступок и был наказан еще одним малоприятным соприкосновением своей головы с каким-то твердым предметом.

Если вам в лицо дышит субъект с гнилыми зубами и хроническим тиком левой щеки, вы вряд ли сочтете это за удовольствие. Даже если вы не знаете, что субъект этот - Гоша Длинный.

Город наш поделен на две части - западную и восточную - рекой Сторожкой и двумя мафиозно-рэкетирскими группировками. Восточной группировкой командовал Леня Башль, а западной - Гоша Длинный. Если первый был достаточно цивилизованным для своего круга человеком и никаких диких выходок себе обычно не позволял, то второй был законченным убийцей и садистом.

Трупы его жертв никогда не находили, а у него самого всегда было железное алиби - вплоть до пребывания в момент пропажи какого-либо человека в другом городе. Однако слухи о его извращенной жестокости до меня доходили.

Имевших несчастье чем-то досадить ему Гоша всегда мучил сам и такими методами, что и в дурном сне не могли привидеться ни инквизиторам средних веков, ни палачам гестапо, ни мордоворотам НКВД. Кроме того, в отличие от всех вышеперечисленных, Гоша в живых не оставлял абсолютно никого.