Кристофер Прист: Мир реального времени

Но никто в обсерватории, кроме меня, не имеет официального доступа к этой информации, но я чувствую, что их предположения все более приближаются к ней. Однако они этого не чувствуют и я не знаю, почему.

Когда Клэр ушла, мы с Кверрелом остались в генераторном отсеке один на один.

Имевшая место сцена могла возникнуть только в обсерватории. Каждый из нас знал о психическом и физическом напряжении, которому подвержены остальные не меньше, чем он сам. То, что Клэр пошла к другому мужчине, меня не удивило… Потрясло лишь то, что им оказался Кверрел. Судя по тому, как они себя повели, оба знали, что их связь долго секретом для меня не останется. Во всяком случае, искреннего стыда я не заметил. Не проглядывала в их поведении и надежда на продолжение начатого после того, как мы покинем обсерваторию.

Говорили мы очень мало. Клэр отстранилась от Кверрела, я попытался схватить ее за руку, но она ее вырвала. Кверрел отвернулся, а Клэр сказала, что уходит в нашу каюту.

Когда она ушла, я закурил сигарету.

– Долго это продолжается? – спросил я, придавая фразе звучание оскорбленного достоинства.

– Это неважно, – сказал Кверрел.

– Для меня важно.

– Довольно долго. Недель семь.

– Вы уверены, что не дольше?

– Семь недель. Знаете, Уинтер, это ваша вина. Клэр действительно обижена вашим с ней обращением.

– Что вы имеете в виду?

Он не ответил, но присел на край кожуха одного из генераторов. Все они работали и нас окружал монотонный гул.

– Продолжайте, – подогнал я его, – что вы имеете в виду?

Он пожал плечами:

– Клэр вам расскажет сама. Я не могу.

– Кто это затеял? – спросил я. – Вы или Клэр?

– Она. Хотя скорее вы. Она сказала, что это реакция возмущения вами.

– И вы не преминули воспользоваться случаем.

Он не ответил. Я не настолько близорук, чтобы не понимать, что в брачной измене достойны порицания обе стороны. Однако оставалось загадкой что Кверрел называет обидой Клэр на меня. Насколько мне известно, я не делал ничего такого, что могло бы вызвать подобную реакцию. Мои размышления прервала вернувшаяся в генераторную Клэр. Она привела с собой Эндрю Дженсона, главного эколога обсерватории.

Он на ходу кивнул Кверрелу, потом взглянул на меня:

– Кверрел уже сказал вам?

– Сказал мне, что?

Вмешался Кверрел:

– Нет, не сказал. Момент был слишком неподходящим.

Несмотря на от, что дело касалось лично меня, подкупало его желание смягчить остроту момента. Я спросил Дженсона:

– Вы были в курсе?

– Думаю, нам следует поговорить кое о чем другом.

Я недоумевал, какое отношение мог иметь Дженсон к любовной интрижке Кверрела с моей женой.

Кверрел поднялся на ноги и направился к двери:

– Извините меня за отказ от участия, – сказал он. – На сегодня с меня довольно.

Я смотрел ему в спину, пока он не вышел в коридор.

Не трудно заметить, что давая характеристику работы обсерватории, я позволил себе некоторую скупость в описании деталей. На то есть причины.

Можно было бы, например, сказать, что в условиях, где существование сконцентрировано на какой-то определенной деятельности, такой как научное изучение чужой планеты, поведение каждого обязательно окрашено тем, чем он занят. Я вспоминаю в этой связи замечательную свободу выражения персоналом эмоций, когда делались открытия минералов, бактерий и различных более высоких форм жизни.

Главная причина моей неохоты вдаваться в подробности заключается в несоответствии всех направлений деятельности персонала истинному назначению его пребывания в обсерватории, о котором известно только мне.

Скрывать правду совершенно необходимо; однако далеко не по той же причине, по которой персонал не знает об экспериментальной проверке теоретических выкладок Толньюва.

Но судите сами: 2019 год; планета, на которой предполагалось проведение наших исследований, по логике вещей, не могла быть планетой солнечной системы; человечество еще не развило свою технологию до такого уровня, который позволял добраться до такой планеты. Нашу обсерваторию окружает вакуум – это неоспоримо, потому что с утечками воздуха из кают постоянно приходится бороться, – и все же снаружи нам открывается присутствие жизни. Ни одному члену персонала не приходит в голову задуматься над этими несуразностями.

Джейсон подошел к телефону и несколько минут говорил с двумя-тремя коллегами. Воспользовавшись тем, что остались одни, мы с Клэр обменялись парой слов. Сначала она отмалчивалась и держалась неприветливо. Затем ее понесло и она разговорилась.