Андрей Стригин - Ловушка для химер

— Теперь мы, — говорю я, хватаюсь за корни, но злобное рычание и бешеное клацанье челюстей приводит меня в чувства, с детьми прошло всё гладко, но мы для волков враги. Возмущённо кричат Игорь со Светочкой, звери уводят их прочь от обрывов.

Скатываемся вниз, я держу перед собой лук, стрелять, не решаюсь, водных существ, слишком много. Семён подцепил испуганного волчонка, запихивает за пазуху, застёгивает все пуговица, выставляет чудовищный топор.

— На утопленников похожи, — лязгнул зубами друг, давно я не наблюдал его таким испуганным, но топор держит уверенно, в любой момент пустит в ход.

Ближайшее к нам существо не спеша выбирается на берег. Тело оказалось ещё более омерзительное, чем рисовало воображение, раздутое как у утонувшей лягушки, пупырчатое, белое, с синюшным отливом.

Широкие губы шлёпнулись друг о друга, потекла слюна. На берег выпрыгнуло ещё более полусотни его соплеменников, из глоток вырываются урчащие звуки и, делая редкие скачки, приближаются к нам. Не выдерживаю, оттягиваю тетиву, поёт стрела, с чмоканьем вязнет в желеобразном теле, существо бесшумно заваливается набок, пятками отбрасывает мелкие камушки и благополучно издыхает.

Смерть предводителя никак не повлияла на остальных, всё так же прыгают, неумолимо приближаясь, пытаются отрезать нам путь к бегству. Стреляю вновь, ещё один труп, вхожу в раж, пускаю одну стрелу за одной, безобразными телами забит весь берег, через них лезут живые и настырно ползут к нам. Но вскоре стрелы заканчиваются, выхватываю меч, Семён — топор, бросаемся в атаку. Металл режет воздух, с чмоканьем разваливаются студенистые тела, зеленоватая сукровица брызжет в лица, ноги скользят по розовым кишкам. Нас хватают, заваливают на землю, кусают, рвут плоть, боль невыносимая, кровь хлещет из ран. Неужели всё? Так бесславно погибнуть, причём омерзительной смертью, ещё мгновение и нас сожрут раздувшиеся слизняки.

Нечеловеческим усилием Семён сбрасывает с себя целую гору, почувствовавших человеческую кровь и плоть, водных гадов, выдёргивает меня из жадной кучи, бежим к склонам, а позади нас раздаётся урчание, кваканье, клокотание, хрипы.

Карабкаемся наверх, летят камни, колючие кусты режут ладони, наши лодыжки обхватывают жадные пальцы, в пятки вгрызаются мощные челюсти, взвизгиваю, направо, налево наношу удары мечом, рядом кричит Семён, топор высекает искры о склоны.

На наше несчастье, над головой нависает карниз из земли, корней и травы, взобраться сквозь него невозможно, но на счастье, весят толстые корни, за которые можно держаться и даже подлезть под них, хоть какое, но убежище.

Забираемся за корни, оттуда крошим водных гадов. Наконец-то они поняли, что к нам лучше не лезть, скатываются с обрыва, переваливаясь с боку на бок, ходят как пингвины, ежесекундно поглядывая на нас, а нам не очень хорошо, кровь течёт с многочисленных рваных ран, они пылают огнём, но больше ужасает появившейся зуд, предвестники инфекции. Каким-то образом надо попытаться добраться до рюкзаков, там дикий мёд, а он обладает мощным ранозаживляющим свойством, а иначе очень скоро обессилим и рухнем в лапы омерзительным тварям.

— Вот уроды, — я искренне возмущаюсь, — одно дело всякие там пещерные медведи, саблезубые тигры, мамонты, первобытные акулы, но это такое родное, на фоне этих кошмаров.

— Это предтечи водяных и прочей нечисти, с которой столкнётся человек в будущем, — уверенно говорит Семён. Он нащупал за пазухой волчонка, пытается успокоить, поглаживает взъерошенную спинку. Малыш чудом уцелел, в отличие от своего спасителя, у Семёна из плеча выдран кусок мяса, кровью залит весь бок, представляю, какие испытывает муки, но он не стонет и даже не кривится от боли.

Я не менее его пострадал, бок исполосован, икра на ноге почти перекушена пополам, но на моё счастье, артерия целая, а так бы давно истёк кровью и умер. В отличие от друга, с губ, непроизвольно срываются стоны, боль просто невыносима, словно рану поливают серной кислотой.

— Радует, что они уязвимы, одной стрелы достаточно, — мне говорить всё тяжелее, боль туманит глаза, периодически опускается чёрная пелена, предвестники болевого шока. Стараюсь привязать себя к шершавому корню, который пахнет хреном, даже глаза слезятся.

— К сожалению их дико много… так, ты совсем плох, — Семён упирается ногами о поверхность изрытого осыпями склона, помогает мне привязаться.

Однако, сидеть на месте нам смерти подобно, яд начинает действовать, а водные твари знают это, ходят по берегу, пускают слюни. Семён ёрзает, пытается разыскать лазейки наверх. Может где-нибудь они и есть, но, стоит покинуть висящие в воздухе корни деревьев, моментально сорвёмся.