Федор Кандыба - Горячая земля

Однако Дружинин поспешил отогнать эту мысль и сказал от всей души:

— Вы мой лучший друг, Люся. Самый преданный, искренний друг. Я вам так обязан!.. Без вас и шахты бы, возможно, не было.

— Ну вот, уже и обязаны… И опять шахта! — запротестовала Люся.

— И потом, может быть, вы и правы, Люся, — продолжал Дружинин задумчиво. — Может быть, я действительно ваш злой дух, и лучше бы вам продолжать диссертацию, чем связываться со мной… Кто знает, что нас еще ждет, и хватит ли наших жизней, чтобы довести дело до конца… Кажется, Хургин гораздо умней, чем я думал…

Приглушенная грусть, зазвучавшая в голосе Дружинина, поразила Люсю.

— Что вы, Дружинин, милый? — Она встрепенулась и схватила Дружинина за плечи. — Простите меня, это я просто так. Горячий слой, радиоактивность, да все, что хотите, — разве мы с этим не справимся? Да может ли быть такое!

Во второй половине сентября хмурая северная осень вступила, наконец, в свои права. Облетела листва на кустарниках, исчезли остатки зелени в тундре. Остров Черного Камня лежал среди океана голый и мрачный, в кольце снежных гор.

Снаружи бушевали осенние бури, ревел прибой, завывал холодный ветер, подгоняя последние стаи птиц, улетавших на юг. Внутри горного кольца было по-прежнему тихо, только быстрее бежали над горами низкие тучи, короче и сумрачнее становились дни и чаще начинал падать снег.

Заканчивались приготовления к долгой арктической зиме. В порту разгружались пароходы, с трудом добравшиеся до острова. Улетели на Большую землю последние самолеты с теми, кто не собирался оставаться на зимовку.

Все громче и напряженнее шумела огромная стройка, быстрее стучали молотки, пронзительно визжали пилы, проворнее мелькали лопаточки каменщиков, скорее двигались в холодной, сыром воздухе ажурные стрелы кранов, сильнее грохотали взрывы.

Город Острова Черного Камня жил своей обычной жизнью, нисколько не страшась предстоящей суровой зимы.

Чем темней делались ночи, тем ярче горели огни в домах и на улицах. Так же неслись из клубов звуки музыки, треск биллиардных шаров и стук шахматных фигур.

Жители острова видели много удивительных вещей и привыкли к необычайному. Им не приходило в голову, что размеренное течение их жизни может быть чем-либо нарушено.

«Зима, так зима! Если она окажется чем-либо неудобной, Дружинин и его помощники найдут способ с ней справиться», рассуждали они.

Примерно так представляли дело те, кому не приходилось спускаться ниже чем на пять километров под землю, а доступ туда был очень строго ограничен. Даже Темген, несмотря на все свои просьбы, так и не попал больше в шахту после испытания форсунки Щупака.

Зато те, кому приходилось работать непосредственно в шахте, были настроены совсем не так благодушно.

Шахтеры-проходчики, электрики, охладители, бетонщики хорошо знали, какая невероятно напряженная борьба идет на шестом километре под землей.

Турбинная установка для сжижения воздуха, привезенная новым начальником цеха охлаждения Климовой, работала полным ходом. Большая часть охлаждения в горячем слое была переведена на жидкий воздух. Он был почти в шесть раз холоднее жидкого аммиака, и с помощью его можно было получить мороз примерно в сто девяносто градусов.

При этой температуре ртуть становится твердой и хрупкой, как чугун, спирт превращается в прозрачную, как стеклышко, ледяшку, а только что сорванный цветок, так же как и резиновую трубку, можно истолочь в порошок в обыкновенной ступке.

Но и этот страшный холод быстро отступал перед испепеляющим жаром в глубинах шахты.

Правда, немногих минут относительной прохлады, наступавших после того, как сильные струи жидкого воздуха переставали бить в раскаленные пласты, бывало достаточно, чтобы охладители успели протянуть новую сеть труб вокруг горячих стен шахты, а бурильщики смогли подготовить новые скважины для охлаждения и взрыва следующего пласта породы.

Пятьсот двадцать градусов подземного жара, которые встретили строителей на глубине пяти с половиной километров, вступали в единоборство с морозом в сто девяносто градусов. Жидкий воздух нейтрализовал четыреста восемьдесят или четыреста девяносто градусов, оставляя в забое лишь тридцать или сорок градусов тепла.

Тогда в забой опускались и вкатывались машины и входили со своими инструментами отважные люди. Они дробили и подрывали камень струями жидкого воздуха, бурили пласты, захватывали породу механическими лопатами и ковшами экскаваторов и транспортеров. Так продолжалось, пока хватало дыхания и сил у людей, пробивавшихся к извечному источнику силы, заключенной в глубине земли.