Глеб Голубев - Огненный пояс. По следам ветра

— А может и правда, — вступилась девушка. — Вот в Тамани, гуторят, что-то нашли…

— А что это за амфоры такие? — перебил Егор.

Я снова начал терпеливо объяснять, что в этих глиняных сосудах древние греки хранили и вино, и масло, и даже зерно. (Вот каким стал специалистом!) Для наглядности я попытался нарисовать в воздухе очертания амфоры с заостренным донышком и длинной горловиной. Все трое следили за моим пальцем…

Мы так увлеклись, что не сразу заметили: катер с выключенным мотором уже покачивался рядом с нами. Я вздрогнул, когда раздался голос Светланы:

— Полюбуйтесь, он тут лекции читает. А мы его на дне ищем…

— Козырев, потрудитесь объяснить, что с вами произошло? — строго спросил Василий Павлович.

— Да он в сетку нашу запутался, — ответил вместо меня Петр. — Распугал нам всю рыбу, рассказывает невесть что. А вы кто же будете?

— Мы археологи, научная экспедиция из Москвы. А я руководитель, Кратов моя фамилия.

— Очень приятно познакомиться. А моя фамилия Созинов, Петр Трохимович. Я тут вроде за бригадира.

Он явно чувствовал себя виноватым, старался не смотреть в мою сторону и незаметно ногой заталкивал под лавку тот самый багор, которым хотел встретить меня. На дне лодки билось несколько крупных рыбин — все, что по моей вине осталось от улова. Взяв две из них за хвосты, Созинов сказал:

— Вот, товарищ руководитель, примите рыбацкий подарочек. На уху хватит.

— Что вы, что вы! — замахал руками. Василий Павлович.

Но Созинов, не обращая на это внимания, ловко Перебросил рыбу на катер.

— Какая с той рыбы уха! — набросилась вдруг на него девушка-рыбачка. — Постыдился бы показывать людям, а не то что дарить. Вы его не слухайте, товарищ Кратов. А лучше приходите к нам вечером на стан — вон у той хатки. Мы вас настоящей ухой угостим.

Мы запустили мотор и отправились домой.

— А теперь, Козырев, объясните нам толком, что же все-таки произошло? — спросил Кратов, когда рыбачьи лодки остались за кормой.

— Да вы же слышали, Василий Павлович, запутался в сети, — неохотно сказал я.

— А почему вы не воспользовались кинжалом? Почему вы заставили всех волноваться и не отвечали на сигналы?

— Да он потерял его, — весело сказала Светлана. — Посмотрите, у него на поясе. пустые ножны болтаются, а кинжала нет и в помине.

Испепелив ее презрительным взглядом, я рассказал честно, как потерял кинжал.

— Растяпа, — поспешил вмешаться Аристов.

А Кратов покачал головой и сказал:

— Козырев, Козырев, что мне с вами делать? Вроде взрослый уже человек, а ведете себя как мальчишка. Когда вы поймете, что у каждого из вас только одна жизнь и глупо рисковать ею без толку? Придется отстранить вас на некоторое время от погружений. А всем остальным приказываю перед спуском в воду проверять друг у друга снаряжение. При малейшей неисправности погружение отменю.

До самого причала добирались молча. Молчали и за обедом. А после обеда я забрался в палатку и притворился спящим. Разговаривать ни с кем не хотелось. Я чувствовал себя обиженным: еще бы, пережить такую опасность и в благодарность получить выговор. Но еще обиднее будет, если Кратов выполнит свою угрозу и отстранит меня от погружений. А я уже знал, что в таких случаях он тверже гранита.

Не пошел я вечером и к рыбакам, хотя Светлана пыталась вытащить меня за ноги из палатки. Признаться, пойти мне хотелось. Я любил слушать рассказы Василия Павловича. О событиях древней истории и жизни греческих городов он умел говорить так, словно сам был очевидцем.

Все ушли веселой гурьбой, даже Шарик, а я остался сторожить лагерь. Когда голоса затихли вдали, я вылез из палатки, насобирал сухого бурьяна, и развел костер у самой воды. Пламя жадно охватывало стебли, и они с треском корежились и разбрасывали искры.

Лежа у костра, я читал о древних городах, которые некогда стояли на этих берегах, об отважном Савмаке, поднявшем две тысячи лет назад восстание рабов Боспора, о жестоком и хитром царе Митридате, который захватил Савмака в плен, а затем казнил его.

Этот Митридат был отчаянным авантюристом. Прежде чем стать царем, он долго жил в изгнании, странствуя с караванами по разным странам. Еще в юности он выучил двадцать два языка! А потом, заточив в темницу родную мать, захватил Понтийский престол и начал завоевывать страны одну за другой, В конце концов он прибрал к рукам и Боспорское царство. Его империя, раскинувшаяся по берегам Черного моря, сорок лет угрожала Риму. Даже такие полководцы, как Помпей и Юлий Цезарь, долго не могли перехитрить Митридата.