Алексей Гравицкий - Отдать душу

— Спасибо. — Я поднялся и вприпрыжку поскакал отсюда подальше. Больше никогда в тюрьму не попаду.

На улице меня ждала Флори, она увернулась от моих объятий и сообщила, недовольно морща носик:

— Еще раз, и я за тебя залог вносить не буду. Сам выкарабкивайся.

— Спасибо! Спасибо, Флори! — только и смог ответить я. — Больше никогда, честно-честно!

И, верите, до сих пор слово держу.

Я шел по улице, не разбирая дороги. Мне было плохо. Почему? Да какая разница. В конце концов, может быть человеку плохо? Плохо, холодно, тоскливо, одиноко, безысходно, беспросветно… Боже, сколько эпитетов! Не в том дело.

Улицы пусты и безлюдны, ни одного человека. Совсем один. Черт, а чего ж я хотел в пять утра в воскресенье. Люди спят, только придурки, типа меня, по улицам шастают.

Небо просветлело, налилось ярким голубым цветом. А я все продолжал свой путь в не известном никому направлении. Перехода я не заметил. Небо осталось тем же голубым, солнце таким же теплым, деревья… Деревья как деревья, самые обычные. Вот только дома исчезли, а вдалеке поблескивало золотом какое-то строение.

Я замер, изменение пейзажа шарахнуло, как канделябром оглоушило. Где я? Как?.. Прошел через что-то. Ворота какие-то невидимые… прозрачные.

Из-за ближайшего дерева мягко, грациозно вышел лев. Во всем его виде была какая-то ярая необузданная сила, неукротимый поток энергии. Лев казался бесшабашным, вечно молодым и вечно веселым. Пышная грива его полыхала жарким огнем. Лев склонился в полупоклоне:

— Здравствуй, путник, — проурчал он, помахивая хвостом. — Ты устал и растерян, проходи, Город ждет тебя.

Надо же, подумалось мне, а кисточка на хвосте у него тоже огненная.

— Я действительно устал, — кивнул я. — Но что за город, о котором ты говоришь?

— Город один. — Мне показалось, или лев действительно усмехнулся в усы. — Вечный Город. Великий Город. Проходи.

И он снова растворился в зелени деревьев. Только тогда я обратил внимание на то, что деревья растут не сами по себе, как бог на душу положит, а аккуратно, заботливо высажены и ухожены каким-то искусным садовником. Садовник, сад… Я в саду.

Путаясь в мыслях и теряясь в догадках, я пошел по аллее. Деревья расступались передо мной, будто вытянувшийся по стойке смирно солдатский строй. Так неспешно я добрел до пруда. По зеркальной глади плавали белоснежные лебеди. На берегу стоял вол и грустными глазами смотрел на воду.

При моем приближении вол поднял рогатую голову и посмотрел мне… Нет, я бы ошибся, если бы сказал, что он посмотрел мне в глаза, он заглянул мне в душу.

— И ты пришел? — полным муки голосом произнес он. — А мне казалось, что ты бодр, весел, живешь шутя и радуешься жизни.

— Так казалось не только тебе, — пробормотал я.

— Да, — задумчиво произнес вол, в его глазах стояли слезы. — Ну что ж, иди. Город примет всех, кто идет к нему. Иди же, он ждет.

И он снова опустил тяжелую голову.

Аллея кончилась. Посыпанная песком дорожка уперлась в лестницу, резво убегающую вверх. Я тяжко вздохнул и побрел туда, куда уводили ступеньки.

Она казалась бесконечной, эта лестница, но, как и все в этом мире, она кончилась. Я вышел на широкую площадь и остановился с раскрытым ртом. На противоположной стороне площади возвышался сказочной красоты дворец. Блестящие золотом шпили беззастенчиво и как-то дерзко упирались в небо. Я загляделся и пропустил тот момент, когда к моим ногам спикировал огромный орел.

— Ну, вот и ты, — размеренно произнес он хриплым голосом. — Идем, я провожу тебя к нему.

Я посмотрел на орла. В нем, в отличие от его предшественников, не было и грамма эмоции. Ни веселья, ни ярости, ни грусти. Только блестело золотистое оперение и глаза. Умные глаза, мудрые. А в несуразной фигуре, что запрыгала вперед по площади, чувствовалась смертельная усталость.

— Стой! — окрикнул я.

Орел повернул голову, стрельнул взглядом.

— Куда ты ведешь меня?

— В Город. Ты шел к нему, и он тебя ждет.

— Какой город?! — не выдержал я.

— А это уже тебе решать, — загадочно произнес пернатый собеседник и взмахнул крылом, указывая мне на широкие двери золотого дворца.

Десять ступенек — десять тяжелых шагов, огромные золоченые двери — неимоверная тяжесть, а дальше…

Коридор уносился куда-то вдаль, разделяясь на сотни переходов, комнат, залов, коридорчиков…