Вячеслав Рыбаков - Гравилёт 'Цесаревич'

Ему я не мог сказать: "Не каркайте, не создавайте устойчивую вибрацию..." Я лишь кивнул:

- Предположим.

- Какие инструкции даны вашим людям на этот случай?

- У меня нет здесь никаких людей.

Что-то дрогнуло в лице фон Крейвица.

- Вы идете без подстраховки? - осторожно спросил он.

- Журналист Чернышов, как частное лицо, в поисках материала для своих очерков вполне мог посетить Альвиц на свой страх и риск, - я пожал плечами. - Предпринимать что-то более масштабное без тщательной дипломатической подготовки было бы в высшей степени неэтично по отношению к Германии и германской короне. Через своего атташе в Стокгольме я это категорически запретил. Официальное согласование заняло бы слишком много времени, тогда как каждый день, возможно, чреват новым преступлением.

Фон Крейвиц скользнул по мне быстрым испытующим взглядом и бесстрастно уронил:

- Вы дворянин.

- Полно.

- Но, в таком случае, мое второе предложение приобретает еще больший смысл. Мы могли бы считать вас одновременно как бы и нашим посланцем. В таком случае, если вы не дадите о себе знать в течение, скажем, пяти...

- Десяти.

- Не долговато ли?

- Мне кажется, это не тот случай, где стоит дергаться, считая часы.

- Воля ваша. В течении десяти дней, мы, во первых, получили бы желанный предлог как следует перетряхнуть Альвиц - шутка ли сказать, исчез человек, да к тому же иностранец, да к тому же журналист; а-вторых... или... - и он неожиданно смутился, даже порозовел чуток, - вернее, во-первых... возможно, успели бы вам помочь в затруднительном положении.

Я невольно улыбнулся - и он улыбнулся своей неяркой светлой улыбкой мне в ответ.

- Благодарю и польщен, - сказал я. - Если ваших полномочий достает для заключения подобных соглашений, давайте считать, что это наша совместная операция.

На лице его отразилось облегченное удовлетворение.

- В таком случае, у меня все, - сказал он. - Я очень рад встрече.

- Я тоже. И крайне признателен вам.

- Десять дней мы будем отсчитывать...

- От сегодняшнего вечера.

- Хорошо. Найти меня вам будет легко и лично, и по телефону. Отель "Оттон", номер 236.

- А у меня 235! - вырвалось у меня.

С абсолютно невозмутимым видом фон Крейвиц сказал:

- Какое неожиданное совпадение.

Я, усмехнувшись, только головой покачал.

- А сейчас, князь, имею честь откланяться. Вы, вероятно, давно уже хотите отдохнуть. А мне нужно немедленно доложить Берлину о результатах встречи, там ждут с нетерпением. Душевно желаю удачи.

- Постараюсь оправдать доверие, барон.

Мы обменялись крепким рукопожатием; потом фон Крейвиц повернулся и, прямой как гвоздь, пошел к своей зеленой спинке с неловко скомканной "Правдой" в левой руке. Мы несколько раз проходили мимо урн, но ему, видимо, совестно показалось выбрасывать газету при мне. Сухие коричневые листья, усыпающие дорожку, разлетались из-под его ног. Я пожалел, что у меня нет с собой фотоаппарата.

А вот, пышечки мои, контрразведчик германского рейха, очень порядочный и милый человек. Правда, интересно?

2

Усадьба Альвиц располагалась верстах в тридцати пяти от Мюнхена, в уютной, уединенной долине. Когда я подъехал, уже почти стемнело. Ветер несся в долине, словно в трубе; мял и тряс сухие метелочки трав, шумел, прорываясь сквозь почти уже голые кроны деревьев старого запущенного парка. И само здание усадьбы даже в густых сумерках ноябрьского вечера не умело спрятать своей ветхости, старческой обвислости и, казалось, какой-то небритости. Хотя когда-то оно было, по видимому, великолепным.

Старый пес, припадая на заднюю левую ногу, облысевший и грустный, вышел из темноты на свет фар и молча понюхал переднее колесо. Я осторожно, чтобы ненароком не ушибить его, открыл дверцу и вышел. Ноги чуть затекли. Все-таки устал я за эти месяцы. Полчаса за рулем, и уже сводит мышцы. Отдохнуть бы пора. Жаль, лето кончилось, а на море так и не попали. А куда-нибудь в то полушарие махнуть нам, пожалуй, не по деньгам. Тьфу, какое там море - ведь рожать скоро! Только бы все обошлось... Пес, топорща голые уши, блестя мокрыми глазами, понюхал мою ногу и заворчал. Шумел ветер.

- Ну не ругайся, не ругайся, - сказал я примирительно.

Пес поднял голову и хрипло рявкнул один раз. Безо всякой злобы просто, видимо, сообщил хозяину о моем появлении.

На втором этаже осветилось окно. Я стоял неподвижно, и пес стоял неподвижно. Совсем стемнело, и тьма упруго давила в лицо ветром; то и дело слышался костяной перестук невидимых ветвей. Светлое окно открылось, и на ветхий балкон - нипочем бы не решился на него встать, рухнуть может в любую минуту - выступил длинный черный силуэт.