Эдмонд Гамильтон - Рассказы. Часть 1.

– Вы живете там? – поинтересовался он, с любопытством разглядывая мою форму.

– Нет, в Огайо, – ответил я. – Мой друг Клаймер из этих мест.

Фермер не знал его, но вспомнил, что будто бы один из городских ребят на самом деле был включен в состав Второй экспедиции.

– Да, – кивнул я. – Это и был Джим.

Он ухмыльнулся и задал мне все тот же дурацкий вопрос:

– Ну и как там, в небесах, мистер?

– Сухо, – ответил я. – Чертовски сухо. Ни капли воды.

– Я так и думал, – сказал он. – По правде говоря, у нас тоже нынче засуха будь здоров. А вот в прошлом году было отлично. В прошлом году…

Куффингтон оказался небольшим городком, окруженным золотистыми полями пшеницы, тянувшимися до самого горизонта. Центральная улица была заставлена по обеим сторонам магазинами и лавками, остальные густо заросли кустарником и больше напоминали аллеи старого парка.

Было жарко, и я не спешил покидать автостанцию. Пролистав тонкий телефонный справочник, я обнаружил три фамилии Грэхем. Первая же из них принадлежала мисс Илле Грэхем – той, которую я искал. Узнав, что с ней разговаривает по телефону друг Джима, она взволнованно воскликнула, что немедленно приедет и просит подождать.

Я стоял под навесом, смотрел на тенистую улочку, по которой запросто разгуливали индюки, и думал – вот почему Джим Клаймер был тихим и спокойным. Точно таким же, как это место.

Подъехал двухместный автомобиль, и мисс Грэхем приглашающе открыла дверцу. Она оказалась миловидной шатенкой, выглядевшей так, словно перенесла длительную болезнь.

Видимо, я тоже был не в форме, поскольку она сочувственно взглянула на меня и сказала:

– Наверное, вы очень устали с дороги, мистер Хаддон. Я чувствую угрызения совести, что не предложила остановиться у меня на день-два.

– Я в полном порядке, мисс Грэхем, – заверил я. – И очень тороплюсь домой, в Огайо, а мне надо перед этим еще побывать в паре мест…

Когда мы неспешно ехали по улицам города, я спросил, нет ли у Джима здесь других родственников.

– Увы, нет, – ответила мисс Грэхем. – Его родители погибли в автомобильной катастрофе несколько лет назад. Джим некоторое время жил с дядей на ферме в окрестностях Грандвейта, но они не поладили. Тогда Джим переехал к нам и стал работать на местной электростанции.

Свернув на соседнюю улочку, она добавила:

– Моя мама сдавала Джиму квартиру. Об этом все знают.

– Понимаю, – сказал я.

Грэхемы жили в большом квадратном доме с просторной верандой. Во дворе росли старые липы. Мы вошли в дом, и девушка предложила мне сесть в плетеное кресло около окна. Чуть позже она привела свою мать – маленькую, сгорбленную старушку. Мы немного поговорили, и старая миссис Грэхем поведала мне, что Джим был для нее словно родной сын. Она настолько разволновалась, увидев меня, что дочь вскоре увела ее обратно в соседнюю комнату.

Вернувшись, она уселась в кресле рядом со мной и показала небольшую связку голубых конвертов.

– Это письма, которые я получила от Джима, – сказала она грустно. – Их немного, и они такие короткие…

– Нам разрешали посылать только тридцать слов каждые две недели, – объяснил я. – На Марсе нас было около двух тысяч, и передатчик не мог работать на нас все время.

– Удивительно, как много вкладывал Джим в эти несколько слов, – сказала она и протянула мне несколько писем.

Я прочитал парочку. Одно гласило: «Порой я пытаюсь ущипнуть себя, не веря, что я один из первых землян, ступивших на чужую планету. По ночам я часто выхожу наружу, смотрю на зеленую звезду Земли и говорю себе – а ведь я помог осуществить вековую мечту человечества!»

В другом послании Джим писал: «Этот мир угрюмый, пустынный и таинственный. Мы мало знаем о нем. До сих пор никто не видел здесь ничего живого, за исключением лишайников, открытых Первой экспедицией, но на Марсе наверняка есть и другие формы жизни».

Мисс Грэхем спросила:

– Вы нашли что-нибудь, кроме лишайников, мистер Хаддон?

– Да, два или три вида растений, напоминающих земные кактусы, – сказал я. – И еще много, очень много песка и скал. Это все.

Когда я читал эти маленькие письма, я стал лучше понимать Джима. В них открылось кое-что, о чем я раньше не подозревал. Оказалось, в душе он был романтиком – этот тихий, медлительный парень, сторонившийся шумных компаний. Он относился к Марсу и к нашей экспедиции далеко не так прагматично, как многие другие.

Марс обманул нас. После того, как мы насытились планетой по горло, иначе, как Дыра, ее никто и не называл. А вот Джима наше поспешное разочарование огорчило, и он замкнулся в себе, словно улитка, дабы не дай Бог не проговориться, что он до сих пор без ума от марсианских закатов.