- О творческих порывах придется пока забыть, - неосторожно сказал Ермаков, чем вызвал у Каменского бурю негодования.
- Ничто не может заставить подлинного поэта перестать творить! - с пафосом воскликнул он. - Каждый должен до конца делать свое дело. - И неожиданно заключил: - Ты свободен от творческих порывов, вот и думай, как быть.
- Значит, ты мне отводишь роль робота?
- Роботы были исполнителями, а я пока что говорю тебе - думай...
И Ермаков стал думать. Собственно, он уже все продумал и потому, никому больше ничего не говоря, принялся перетаскивать свое имущество к реке. Нетрудно было предвидеть, что через две недели кончится запас воды в замке и эстетам волей-неволей придется переселяться вниз или носить воду наверх. Затем он начал строить дом из камней и металлических сеток, которые скреплял быстротвердеющим пластиком, взятым все на тех же складах роботов. Дом получался невзрачным, похожим на большой сарай, но и он радовал, поскольку Ермаков знал: скоро в нем придется поселиться многим колонистам. Строительство продвигалось медленно: много времени отнимал уход за обширными огородами, оставшимися от роботов.
Роботы, роботы! Ермаков по сто раз на день вспоминал их, только теперь как следует осознав, сколько же они делали для людей. Даже для него, человека, умеющего работать, это было как открытие. Какое же потрясение ждет эстетов, когда и им всерьез придется впрячься в работу!
Первое время его хлопоты у реки никого не привлекали. Лишь иногда тот или иной поэт или художник останавливался неподалеку, смотрел удивленно на <����ороботившегося человека>. Потом кое-кто, осознавая трагичность положения, начал ему понемногу помогать. Через месяц, как он и предполагал, все переселились к реке. Все, кроме одного Обнорского. Он заявил, что если ему суждено умереть от голода и жажды, то он умрет поэтом, и жил в невообразимом хаосе, создавшемся в его мастерской, поскольку прибирать за ним было некому. Кое-кто, жалеючи, носил ему в замок воду и свежие овощи с огорода. Он привыкал к этому и часто гневался, если очередной доброволец-водонос задерживался.
Долго Ермаков разбирался в механизмах, обслуживавшихся некогда роботами, и наконец включил их, дал воду в замок, наладил связь. А потом и более того - надумал сам создать робота. Когда он сказал об этом председателю, тот сразу поверил в эту возможность и уже от него не отходил, просил, требовал, чтобы первый робот был создан поскорее.
Ермаков торопился, работал даже по ночам. Но однажды его осенило, что Каменскому нужен не робот-помощник, а слуга, что им движет лишь тоска по той паразитической жизни, которую вела колония прежде. И он начал задумываться: следует ли вообще создавать робота? Но дело было начато, и Ермаков продолжал работать, забывая об отдыхе, находя радость в каждом ожившем под его руками узле.
И вот наступил день, когда робот должен был ожить. Восторженный Леня не отходил от Ермакова, ожидая этого самого главного момента.
- Вы словно бог! - не выдержав распиравшей его радости, воскликнул Леня. - Такое сотворили!..
- Благодарю, - скромно ответил Ермаков и потер переносицу, чтобы не чихнуть, поскольку от паяльника, которым он пользовался в эту минуту, поднимался едкий дым.
- Как мы его назовем?
- Поскольку первый, пусть будет Адам.
- А вторая - Ева?
- Возможно.
- А вы не боитесь, что они начнут размножаться?
- Дай бог, - сказал Ермаков.
- Размножаться массово и бесконтрольно.
- Не дай бог.
- А потом скажут, что никакого создателя не было, что все получилось само собой...
- Хватит пророчествовать. Слышишь, звонят? Возьми трубку.
- Это вас опять председатель спрашивает.
- Я не могу подойти, включи трансляцию.
Под потолком зашуршало, и низкий голос загудел, казалось, со всех сторон:
- Как дела, Ермаков? Обнорский совсем замучил требованиями. Не может он без робота, а у него симфония - самый пик творения.
- Дела идут. Робот вот-вот заговорит. Только ведь не для Обнорского же я его делаю?
- Мы потерпим, мы уж как-нибудь. А ему нельзя, он - гений.
Ермаков вздохнул.
- Чего вздыхаешь?.. Зачем мы тут поселились? Чтобы погрязнуть в заботах? Творцы должны творить...
- Пускай с горы слезает. Не все равно, где творить?
- Это тебе все равно. Ты не понимаешь высокую поэзию искусства. А он феномен, ему нельзя отвлекаться от своих видений.
- Боюсь, что слуги из Адама не получится, - сказал Ермаков.
- Какого Адама?
- Так мы назвали нашего первенца.
Читать дальше