Татьяна Мудрая - Фантош

— Как мы долго ждали, чтобы выразить вам, о чужаки, свою благодарность! По вашему наущению земля наша стала местом сытости и довольства, быстротекущих вод и благоуханных рощ. Нет отныне повода для кровавых разногласий и половой вражды. Нет рабов и хозяев, высших и низших. Горы сравнялись вышиной с деревьями, деревья же — с горами, как говорится в наших легендах о Светлой Звезде Запределья. Так позвольте же нам отблагодарить вас напоследок!

Нет, не подумайте ничего ужасного. Обыкновенный космопортский разгул с вином, мясом и бабами, причём все три ипостаси одного большого удовольствия как-то сразу перемешались. Собственно говоря, отличить тамошнее вино от воды, мясо от хлеба, а женщин от мужчин оказалось с самого начала трудненько, однако на сугубом нашем удовольствии сие никак не отразилось. Разве что в ногах попервоначалу путались.

И в гривах.

И в терминологии.

Дело в том, что капитан с некоего бодуна придумал для азавадцев новое самоназвание и всё уговаривал их принять его к сведению: джойстеры, Люди Радости. Термин немножко напоминает про ликом некрасивых и добреньких внутри джокеров, персонажей сериала «Дикие Карты», ну, который под знаком того самого Джорджа Мартина. Но хуже оттого не становится. А если кто из вас употребит по этому поводу словцо «гей», происходящий от столь же весёлого названия, — вмиг набью ему морду, не посмотрю, что я немножко беременный…

Ох. Это вообще-то не факт: обычные женские тесты на нас не срабатывают — генетика неподходящая. И в любом случае не повод для радости, от какого ты корня её ни производи. Как и то, что экипаж следующего космопёрского корабля, который осмелился лишь робко покружить вдоль орбиты, растянутой, как мой пояс, увидел внизу прежние пески, лишь слегка подёрнутые оазисами, каменистые равнины и злобно оскаленные горные хребты.

Понимаете, этим парнишам потребовалось не только отвязаться от нас конкретно. Не просто вогнать землянам в задницу хворь, которой мы заразили их планету, тем жутко рискованным способом, коим, по слухам, на Земле избавлялись от сифилиса. В смысле передать как эстафету. Скорее всего, азавадцы честно стремились одарить нас земным и неземным блаженством в одном флаконе.

Потому что я сошёл с трапа первым и лицезрел своих нехило округлившихся коллег со стороны, будто незнакомцев. Они были как на подбор смуглые и золотоглазые, будто марсиане Брэдбери, и в их квадратных от непрестанного изумления зрачках плескалось хмельное изумрудное море».

Прочитав, Алексей выпрямился и долго размышлял. Ну и стиль — сплошная игра словес, ещё и цитату из американца приплёл. Кажется, нашего десятиклассника следовало бы готовить не в электронщики, а в филологи — хотя не дай Бог развратится ещё более. Они там, в университетах, все из себя такие толерантные, что хоть плюнь и разотри. Особенно в возрождённой Высшей школе культурологии, что при «Кульке», то бишь Университете Российской Культуры. Студенты с преподавателями взаимно ручкаются, курят на улице свои косячки, ну и уважение к чужой ментальности практикуют.

— Откуда ты знаешь про ВШК? — спросила супруга, когда он развернул перед ней своё авторитетное мнение.

— Откуда — от верблюда, — сострил он. — В «Голосе Москвы» выложено.

Ну, в общем, он согласился с Элей, что это всё пустые разговоры. Конечно, наш даровитый мальчик с первого захода в любой вуз поступит, даже и забесплатно, но в армии все равно год служить. Вот где его окоротят во всех смыслах, подумал с некоторым злорадством. И характер, и долгую волосню.

А чем характер пасынка ему не угодил — сам не понимал тогда. Но на всякий случай сразу же положил томик с закладкой ровно туда, где взял, и начал следить за событиями.

Следующей в очереди на фанфик оказалась «Далёкая Радуга». Текст записки был выведен на принт, опечатки густо исправлены от руки, и только поэтому Алекс узнал руку Гаянки: почерк у неё был и оставался прескверный. Назывался текстик «Девочка и Камилл» и представлял собой иной вариант финальных событий.

«Справа, шагах в двадцати от грузового трюма крошки «Тариэля», стояли угрюмые юноши и девушки пятнадцати-шестнадцати лет, а перед ними расхаживал, заложив руки за спину, не менее угрюмый Пишта.

— Считайте, что это экзамен, — говорил он. — Поменьше думайте о себе и побольше о других. Ну и что же, что вам стыдно? Возьмите себя в руки, пересильте это чувство.

— Разве оно не базовое? — смутно донеслось из рядов. — И вообще — взрослые дети должны быть поддержкой родителям. В данном случае моральной.