Кир Булычев - Возвращение из Трапезунда

— Андрюша, — сказал Ахмет доверительно, — ты своей археологией-мархеологией, пожалуйста, подальше от моего отряда занимайся. Мои аскеры тебя не поймут. Для них ты или осквернитель могил, или искатель клада. Первого они зарежут как мерзавца, второго — чтобы завладеть его богатствами. Не знаю, какой вид смерти тебе приятнее.

— Ты же знаешь, что я ничего не нашел и даже не ищу, — мне просто нравится копаться в земле.

— Это меня очень беспокоит, Андрюша. Нормальный человек в земле не копается. Значит, ты ненормальный.

Андрей послушался Ахмета и перенес свои археологические раскопки подальше от лагеря, куда аскеры не заходили, — на безводный пустырь за Ласточкиным гнездом. Там над морем он в своих прогулках нашел фундамент небольшого строения и остатки стен из тщательно подогнанных плит, скрытых колючим кустарником, который надежно прятал Андрея от случайного взгляда со стороны дороги.

Копать было трудно — порода внутри стен часовни, как окрестил свой археологический памятник Андрей, представляла собой спекшийся сплав из песка, камней и черепицы, а орудия Андрея были первобытными — кирка, лопатка и широкий рыбацкий нож. Неподалеку от часовни Андрей отыскал нечто вроде собачьей конуры — видно, осенью там прятался сторож виноградника. Раздобыв кошму, Андрей зачастую не возвращался в убежище к аскерам, а ночевал возле своих раскопок.

Несмотря на неуверенность в будущем и непрочность сегодняшнего дня, на непривычное одиночество, на царивший вокруг разброд, Андрей был необыкновенно счастлив. Ощущение счастья происходило от непривычного, но понятного чувства радости человека, который нашел свое жизненное занятие, прикосновение к которому необходимо, как любовь, как еда. Другому человеку недоступно счастье от возможности копаться в ссохшейся земле, доставать ржавые железки и замирать в глубинном восторге перед возможностью превращения округлого края керамики в целый, сохранившийся сосуд.

Как находка спутника жизни, так и находка собственной работы — явление, к сожалению, редкое. Существуют семьи, которые скреплены обычаем, привычкой, обязанностями, терпением. Куда реже встречаются семьи, в которых обстоятельства и время превратили обязанность в радость, подчинение обстоятельствам — в кажущуюся свободу выбора. Это как бы благоприобретенное, заработанное десятилетиями счастье. То же происходит и с трудом. В большинстве случаев люди терпят свой труд, ожидая момента пенсии, как освобождения от рабства. Но совсем редко — и в человеческих союзах, и в отношении человека с работой — стороны совпадают, как половинки разорванной пополам открытки.

Вологодская экспедиция была лишь подготовкой Андрея к встрече с возлюбленным трудом. Там было интересно, но сам процесс раскопок еще не овладевал Андреем как состояние, близкое к экстазу. Главное произошло весной, в Крыму. Видно, к тому моменту и завершился процесс его духовного созревания.

Андрей рано утром просыпался в кособокой хижине, под жесткой кошмой. Волосы были влажными от росы, ложе из прошлогодней соломы было колючим и пахло гнилью.

Еще не открыв глаз, Андрей начинал думать о работе. Не о Лидочке, не о судьбах России. Он представлял себе, что его ждет раскоп, что сегодня случится невероятная находка: допустим, греческая статуя, надпись с именами местных властителей. Пожалуй, нет другого занятия на свете, цель которого заключалась бы в том, чтобы отыскать Неизвестное. Любой ученый, практик, может либо словами описать желаемый результат, либо изобразить его визуально. Но археолог мечтает о том, чего сам не знает. Все величайшие открытия в археологии заключаются именно в этом.

Раскапывая гробницы фараонов, Картер не мог знать и даже не осмеливался мечтать о том, как выглядит посмертная маска Тутанхамона либо украшения на его мумии. Представлял ли себе Шлиман, отправляясь на поиски Трои, что отыщет драгоценности, которыми он украсит свою прекрасную Елену? Половина настоящих археологов бросила бы свое занятие, если б они знали точно, где и что найдут.

Ранее труд археолога был малозаметен и близок к преступлению, ибо археологи были грабителями могил по заказам вельмож, увлекающихся античностью. Теперь же существуют колоссальные институты и экспедиции, масса справочников и правил, определяющих труд археолога, — но в самом-то деле ничего не изменилось! Археолог тот же авантюрист, гробокопатель, грабитель, охотник за сокровищами, но теперь он совмещает в одном лице и наемного грабителя, и вельможу, потому что награбленное у вечности он волочит к себе — в музей, в институт, в сокровищницу. И не поддавайтесь обману, когда услышите горячие речи археологов, что их волнуют лишь типы стеклянных бус либо особенности орнамента горшков дьяковской культуры. Чушь все это — поглядите в глаза археологу, когда под его рукой в породе сверкнула золотая пуговица королевского одеяния… или палец античной статуи.