Кир Булычев - Возвращение из Трапезунда

Митинг в Симферополе. Рабочие железнодорожных мастерских требуют ввести восьмичасовой рабочий день. Видный эмиссар Елисей Мученик выступил на митинге в поддержку требований рабочих. Эту фамилию Лидочка запомнила. Мученик успевал быть в трех местах одновременно. Состоялось заседание Ялтинского Совета — приняты важные решения. Из выступления вездесущего Мученика (когда он успел приехать из Симферополя в Ялту?): «В те дни, когда нация должна объединиться в единый тяжелый революционный кулак, чтобы раздавить гидру контрреволюции, атмосфера благодушия опасным болотом растекается по Южному берегу Крыма. Романовы пользуются плодами труда своих рабов, отдыхая в имениях, построенных кровью и потом крепостных…» Наверное, он худой, чахоточный, изможденный и озлобленный ссылками и каторгой. Он мстит Романовым за своих товарищей.

Ниже — мелким шрифтом: сообщение из Севастополя. Вчера там состоялось собрание запасных в полуэкипаже, посвященное плохому состоянию зимнего обмундирования. Капитан первого ранга Гсетоско заверил слушателей, что состав с шинелями и бушлатами уже покинул Киев. После капитана Гсетоско выступил адъютант командующего флотом лейтенант А. Берестов. Он познакомил собравшихся с обстановкой в Питере и ответил на многие вопросы. Он сказал, в частности, что флот стоит перед большими событиями — нужно быть готовыми отразить любое нападение германо-турецких дредноутов…

Сначала, выхватив глазами «А. Берестов», Лидочка чуть было не кинулась собираться — ехать в Севастополь. Но потом перечитала и поняла, что это — однофамилец. Конечно же — однофамилец! Андрюша никогда не служил по флоту, а уж для того, чтобы стать лейтенантом, следует прослужить лет десять. Странное совпадение. Конечно же, она съездит в Севастополь… может быть, завтра. Она посмотрит на того офицера. Ей ведь достаточно посмотреть издали.

Лидочка отбросила газету и хотела было взяться за книжку. Книжки она брала в пустой и холодной городской библиотеке. Ей казалось, что, кроме нее и одного чахоточного студента, никто туда не ходит. Это был исторический роман Конан Дойла, она сама отыскала его на полке — библиотекарь, мрачный, закутанный в серый платок — лишь нос наружу, не возражал, чтобы Лидочка сама выбирала книги. И удивлялся: зачем она приносит книжки обратно?

Она прочла полстраницы. Потом захлопнула книжку. Посмотрела на часы. Нет, последний автобус на Севастополь давно ушел, и лучше будет поехать туда завтра на пароходе. Если не будет шторма. А какое расписание пароходов до Севастополя?

Лидочка уговаривала себя, что Андрюши нет в Севастополе. Это какой-то другой человек, моряк, может, даже немолодой. Важнее оставаться здесь — в Ялте. Только последняя дура помчится в Севастополь.

Убедив себя в бессмысленности такого поступка, Лидочка натянула ботики, быстро оделась и сбежала вниз.

Портье стоял на своем месте за стойкой.

— Лидия? — удивился он. — А я еще не ставил кофейник.

— Я на минутку, Георгий Львович, — сказала Лидочка. — Я на набережную и обратно.

— Может, дать тебе сопровождающего? — сказал портье. Он показал на группу постояльцев, лениво перекидывавшихся в карты за столиком у входа в закрытый ресторан.

— Ни в коем случае! — засмеялась Лидочка, закутываясь шарфом, чтобы защититься от острого весеннего ветра, что несся с моря. Она побежала по скудно освещенной набережной к причалу, где висела доска с расписанием пароходов.

Было уже совсем темно — часов десять, не меньше. Волны за парапетом угадывались только по белой пене… Лидочка добежала до доски с расписанием. Сюда долетали брызги от моря, она сразу окоченела, а фонарь был так далеко от расписания, что не было возможности прочесть, когда же отправляется первый пароход в Севастополь.

Лидочка растерянно оглянулась — о таком препятствии она не подумала. Может, вернуться в гостиницу и попросить у Георгия Львовича фонарь? Пока Лидочка размышляла, ветер неожиданно усилился и принес с собой такой плотный и холодный заряд брызг, что Лидочка кинулась бежать от моря. Впереди была лишь ярко освещенная витрина кафе «Франция», единственного открытого в это время на набережной.

Завидев бегущую от моря женскую фигуру, швейцар «Франции» приоткрыл дверь и впустил Лидочку. За последний месяц она уже не раз бывала здесь.

— Вы что на ночь глядя? Простудиться решили? — Швейцар был ворчлив, усат, броваст — фуражка с золотым галуном на самые глаза.