Кир Булычев - Возвращение из Трапезунда

Коля Беккер робел выходить в город, но Раисе, умаявшейся за день за уборкой и готовкой, хотелось погулять по свободной России, и она сказала Коле, что рассчитывает на его общество.

Коля, размякший после сытного южного обеда под домашнюю настойку, попросил только, чтобы прогулка произошла попозже — ему хотелось спать. Раиса не стала спорить. Они не могли лечь вместе, потому что в любой момент мог прибежать с улицы Витенька, и Коля был тому рад — он как провалился в сон.

Раиса разбудила гостя через полтора часа, она была в нижней рубашке и горячими щипцами завивала волосы. Коля с облегчением подумал: какое счастье, что эта женщина — не его жена, что он может в любую минуту уйти отсюда и забыть Раису. И сознание такой свободы было приятно и даже расположило к этой толстеющей вульгарной мещанке. Пускай это сокровище достанется Мученику.

Когда Коля, наученный горьким опытом, хотел было надеть пиджак, Раиса воспротивилась — она хочет гулять с офицером. На его опасения она ответила с ухмылкой:

— Ангел ты мой! Так кто же в Севастополе посмеет моего мужика тронуть?

Как ни странно, эти слова убедили и успокоили Колю. Он сам был родом из небольшого города, в котором некоторые фигуры, вроде бы и не имеющие официального статуса, пользовались полной неприкосновенностью и авторитетом.

Так что Коля отправился гулять по вечернему Севастополю под руку с Раисой — в бумажнике студенческий билет Андрея Берестова и его же единый билет на московский трамвай.

Билет Берестова был взят Беккером из синей папки, где в числе прочих дел лежал конверт с бумагами арестанта Андрея Берестова. Разумеется, убегая, Берестов взять их не мог. Вначале Беккер не намеревался каким-либо образом использовать чужие документы, но обстоятельства заставили его это сделать. Оказалось, что этот шаг, предпринятый в минуту отчаяния, в самом деле вполне разумен. Революция должна дать возможность начать новую жизнь. Надо раствориться, стать незаметным, обыкновенным, как все, и именно с такой позиции можно двигаться вперед. И куда лучше быть Андреем Берестовым, нежели Николасом фон Беккером. Думая так, Коля усугубил свое положение — фон Беккером себя называл только он сам.

Был вечер, стало примораживать, на лужах, что натекли за день, появился хрустящий лед. К шести большие толпы собрались на Историческом бульваре, у городской управы. Городская управа заседала, и люди хотели знать, какие будут решения. По обе стороны толпы скопилось немало трамваев, пролеток и автомобилей, которые, не в силах пробиться, уже устали звонить и гудеть. Но толпа шумела так, что гудков не было слышно. Время от времени на верхней ступеньке управы появлялся кто-либо и сообщал, как идет заседание в Городской думе.

Когда Коля с Раисой под руку подошли к толпе и даже вклинились в нее, насколько можно было, в дверях появился красный, распаренный городской голова Еранцев, на груди которого, поверх жилета, висел на цепи серебряный знак.

Еранцев умолял людей не мешать работе, утверждал, что Дума принимает меры — все жандармы будут арестованы и полиция разоружена. Но из толпы уже требовали разоружить и всех офицеров, потому что хороший офицер — это мертвый офицер.

Услышав эту филиппику, в толпе засмеялись, и соседи спрашивали: «Что он сказал?», «Что там сказали?» Фразу передавали, и она катилась по площади до трамваев, и все смеялись. Коля впервые услышал смех, вызванный предложением кого-то убить.

— Может, пойдем отсюда, а? — спросил Коля.

— Погоди, раз уж пришли, — ответила Раиса.

— Мы непрерывно вызываем по телефону господ Колчака и Веселкина! — кричал потный Еранцев. — Но в Морском штабе никто не берет трубку.

Еранцев ушел внутрь, на ступеньки поднимались люди из толпы — лица их в сумерках были плохо различимы, а свет на улице не зажигали. После каждой речи в толпе кричали «ура!» — люди замерзли и криками согревались.

На ступени поднялся солдат крепостной артиллерии. Говорил он хорошо, видно, был городской. Он сказал, что офицеров здесь нет — офицеры скрываются, готовят заговор — хотят вонзить ножи в спину революции.

Тут же рядом появился матросик — бушлат нараспашку, видна тельняшка.

— Я знаю — они в морском собрании в карты играют, коньяки распивают. Пошли туда! Возьмем всех на цугундер и спросим: а ну, за кого вы — за народ или за царя?

Тут уж кричали «ура!» так громко, как никому иному не кричали.

Раису почему-то это обидело. Она начала громко говорить, обращаясь к окружающим: