Олми не мог отвернуться, но все, что в нем было, желало уснуть, умереть, а не признавать то, что он видел.
Пласс заметила его мучения. Каким-то образом она нашла силы оторвать взгляд от непостижимого зрелища.
— Нет нужды это понимать. — Ее тон был как у ворчливой школьной учительницы. — Оно поддерживается благодаря неиссякающему источнику энергии и монолитной, лишенной сознания воле. Здесь нет ничего нового, ничего…
— Я и не хочу понимать, — перебил ее Олми. — Мне нужно знать, что за этим кроется.
— Соответствующая сила, будучи правильно направлена, способна создать все, что лишь может себе представить разум… — начала Карн.
— Больше, чем может представить себе какой-либо разум, подобный нашему, — сказала Расп. — Это единство, а вовсе не разум.
На мгновение гнев захлестнул Олми, он хотел заорать, но глубоко вдохнул, взял себя в руки и спросил у Пласс:
— Разум, не имеющий целей? Если здесь чистый порядок… Карн перебила его, пропев чистым высоким голосом:
— Подумайте о мирах порядка. Перед нами лишь систематизация, низшая форма порядка, здесь нет ни мотива, ни направления. Дальше бывает самосоздание — порядок может перерабатывать ресурсы и воспроизводить сам себя, распространяться. Потом начинается творчество, воспроизведение, при котором материя превращается во что-то новое. Но когда творчество буксует, когда разума нет, а есть лишь сила, оно становится просто усложнением, бесконечной спиралью переделывания созданного. Что же мы видим внизу? Пустое усложнение. Ничего нового. Никакого понимания.
— В этом есть некая мудрость, — нехотя признала Пласс. — Но все же альтинг должен существовать.
— А все это… усложнение? — спросил Олми.
— Оно испорчено бессмертием, — сказала Пласс, — бесконечными запасами сырья. В своей сущности оно никогда не обновляется. Порядок без смерти, искусство без критики и обновления, окончательный разум вселенной, где существует лишь изобилие, возможна лишь радость, а разочарование неведомо.
Посадочный аппарат все время дрожал. Система инерционного контроля не могла справиться с постоянно изгибавшимися лучами многих мировых линий.
— Похоже, речь идет об избалованном ребенке, — сказал Олми.
— Куда хуже, — ответила Карн. — Это мы с Расп — избалованные дети. Своевольные и, наверное, глуповатые. Люди глупы, неразвиты, все время учатся, никогда у них ничего не получается. А там, за брешью, по ту ее сторону…
— Постоянный успех, — усмехнулась Расп. — Полный и подлинный. Оно не умеет учиться, а способно только изменяться.
— Дейрдре Енох никогда не нравились ограничения, — сказала Пласс, глядя на Олми в поисках поддержки. — Она отправилась искать настоящий рай.
Ее глаза блестели от возбуждения, вызванного непосильным страхом и отчаянием.
— Возможно, она его нашла, — сказала Карн.
— Не могу сказать, что вы желанные гости, — тяжело ступая им навстречу, проговорила Дейрдре Енох. За спиной Олми, в камере возле самой вершины стальной пирамиды «Редута», посадочный аппарат встал на опору и издал звук, похожий на вздох.
Олми пытался сравнить эту пожилую женщину с теми изображениями Енох, что хранились в записях. Голос был похож, только ниже и почти лишен эмоций.
Она шла им навстречу. Расп, Карн и Пласс остановились возле Олми. Позади Енох, в переливах мягких янтарных огоньков, светившихся внизу по периметру помещения, колыхалась шеренга еще из десятка мужчин и женщин. Все они были стары и облачены в черное. С седых как лунь голов свисали серебряные ленты.
— Вы прибыли в дом ожидания, где ничему нет завершения. Зачем вы прибыли?
Олми не успел ответить: Енох улыбнулась, и ее лицо, изрезанное глубокими морщинами, будто треснуло от доселе неведомого ему выражения.
— Мы полагаем, что вы здесь, потому что решили, будто в дело могут быть замешаны ярты.
— Не знаю, что и думать, — сказал Олми хрипло. — Вас я узнаю, но из других — никого.
— Мы выжили в первую ночь после образования бреши и организовали экспедицию, чтобы предпринять попытку к бегству. Нас тогда было шестьдесят. Нам удалось вернуться в «Редут» до того, как Земля Ночи слишком нас изменила, подвергла нас чрезмерной перестройке. Мы состарились. Некоторых из нас забрали и… Вы их видели. Второй экспедиции не было.
— Мой муж, — сказала Пласс, — Где он?
— Да… Вы мне знакомы. Вы остались настолько неизменны, что мне от этого больно. Вы бежали в самом начале.
Читать дальше