Виктор Форбэн - Тайна Жизни

— Я благодарна вам за то, что вы меня позвали. Я горжусь этим и счастлива!

Она представила ему Жюльена Мутэ, и ученый сердечно пожал его руку:

— Дютайи очень ценит вас, м-сье Мутэ. Я уверен, что ваше сотрудничество мне будет очень приятно. Вы не очень устали от путешествия?

— Признаюсь, профессор, я никогда не думал, что на нашей планете столько воды!

— Но вот уже конец вашим мукам, — заметил Зоммервиль, улыбнувшись. — Если вы хорошие ходоки, мы через четверть часа будем сидеть за столом.

Тропинка вилась по подножью скалы, и круто подымалась вдоль бывшего кратера. Она змеилась в лабиринте скал и кустарников; там и сям ветки, сгибаясь под тяжестью растений-паразитов, сплетали своды, сквозь которые падал таинственный полумрак. Выйдя из туннеля, они принуждены были закрыть глаза, ослепленные видом красных скал, отражавших косые лучи солнца. В некоторых местах склон был до того крутым, что в скале были высечены ступени.

— Дико здесь, не так ли? — сказал Зоммервиль, помогая девушке пройти через трудное место.

— Все это грандиозно, прекрасно! Эта гамма желто-зеленых цветов на ветвях, эти скалы, как будто покрытые кровью!

— Волшебно! — вставил Мутэ лирическим тоном. — Это похоже на макароны, разложенные на блюде рядом со шпинатом.

Ученый рассмеялся.

— Я вижу, что м-сье Мутэ чужд меланхолии, это мне нравится. Мне кажется, что я за три-четыре года в первый раз слышу смех.

Оставалось подняться на десяток ступеней перед тем, как очутиться у дома. Перед ним была естественная терраса, окруженная низенькой стеной, служившей когда-то оградой. Огюст с женой и молодой негритянкой заканчивали приготовления к обеду.

— Это наша столовая в благоприятное время года.

— Какие блестящие декорации! Чудесно, феерично!

Алинь широким жестом приветствовала потемневшую под заходящим солнцем лазурь моря. Но хозяин прервал вспышку ее восторга в то время, как Жюльен следил любопытным взглядом за прыгающими движениями молодой негритянки.

— Я советую вам поторопиться, мадемуазель, и сохранить ваши восторги для заката. В это время года это представляет фантастическое зрелище — идемте, м-сье Мутэ. Я вам покажу ваши комнаты.

Вещи прибывших, поднятые на грузоподъемнике, уже стояли в комнате. Алинь вынула из чемодана первую попавшуюся шелковую блузу и юбку и, одеваясь, осматривала комнату; свеже выкрашенные известкой голые стены делали ее еще выше и просторней. Кровать под пологом, предохраняющим от москитов, стояла против окна с подвижными ставнями вместо стекол. Рыночная мебель в американском стиле блестела лаком. Туалетный столик с зеркалом, письменный стол, несколько стульев и качалка. Вот все убранство.

Более женственная и кокетливая, в новом костюме, Алинь бросила последний взгляд в зеркало и заметила, что ее тонкие, слегка вьющиеся каштановые волосы были причесаны не к лицу. Перед тем, как открыть дверь и выйти в корридор, обслуживавший весь этаж, она еще раз взглянула на комнату и подумала вслух:

— Несколько велика для меня. Пожалуй, все помещение на бульваре Распайль можно включить в это пространство... Как здесь, в этой тишине, хорошо будет работать... Идеально!

Жюльен Мутэ, болтавший с молодой негритянкой, подошел к Алинь.

— Я взял первый урок негритянского языка и имею честь вам доложить, что моя милая учительница носит довольно оригинальное имя: Атали Куку — как вы находите вашу комнату, мадемуазель?

— Очень мило!

— Да, только немножко похоже на монастырь, немножко на казармы. Очевидно, камень не дорого стоил во времена флибустьеров. Кстати, наш патрон замечательный человек! Интересно знать, всегда ли он в таком хорошем настроении?

Она улыбнулась, вспомнив о внезапной вспыльчивости Зоммервиля во время споров с другими учеными. Они уже дошли до террасы, и разноцветное зарево, зажегшее небо до самого зенита, вырвало у них крик изумления.

— Поторопитесь полюбоваться этой красотой, — посоветовал Зоммервиль: — В тропиках ночь наступает мгновенно.

По мере того, как солнце спускалось за горизонт, пожар разгорался сильнее. Это была не мягкая гармония парижских сумерек, это было смешение резких красок, сменявших друг друга в каком-то вихре, где красное пламя внезапно превращалось в розоватое пятно, потоки расплавленной меди пересекались вдруг зелеными полосами, и один за другим от зенита до горизонта все эти яркие цвета вдруг сменились легкими оттенками и угасли под спустившейся ночью, из которой неожиданно выплыли десятки, сотни и тысячи звезд.